Лучше было бы геям иметь оружие там, в Орландо. И норвежским студентам, которых расстрелял Брейвик, тоже лучше было бы иметь оружие. Хорошо было бы, если бы каждый придурок, считающий себя вправе расстреливать людей, понимал бы, что в людном месте он сможет сделать только один выстрел. Только один, а в ответ будет изрешечен пулями из разнообразного оружия посетителей.

Напротив нашего окна — новое офисное здание. В этом здании прозрачные лифты. Мы видим, как на третьем этаже в лифт входит мужчина и спускается на первый этаж. Мужчина в хорошем костюме. В дорогом галстуке.И я говорю:— Ну, все равно ведь вон тот красавец в лифте, например, должен же понимать, что ему живется лучше, чем парализованным детям. И приятель мой говорит:

Я бы понял, если бы приказ уничтожать продукты издал Горбачев. Он из Ставрополя, там у них житница. Я бы понял, если бы такой указ издал Ельцин. Он был с Урала. Но для ленинградцев еда — это своего рода невроз

Я считаю, что честный логотип организации, поддерживающей традиционную семью, должен выглядеть так: худой и замученный папа, болезненно полная мама, десять детей, один из которых в инвалидной коляске

Я работаю с мамами тяжело больных детей. Возможно, поэтому я привык более или менее ко всем относиться как к людям с травмированной психикой. Итак, я думаю, что все мы поголовно — люди с травмированной психикой. С нами случилась беда. У нас нешуточное горе. Великая страна, к которой мы себя относим, перестала существовать, разрушилась, уничтожилась. Можно спорить о датах. 

Если честно, дело не только в том, что важно бороться за обезболивание. Важно не только сообщать широкой публике, что люди, больные онкологическими заболеваниями, кончают с собой от боли. Если честно, роскомнадзоровский запрет на описание причин и способов самоубийства вообще должен быть отменен, потому что он идиотский. Самоубийство — важный элемент любой культуры, включая нашу. Игнорировать такое социальное явление, как самоубийство, — значит игнорировать значительную часть культуры своей страны.

Во множестве комментариев, которые мне удалось прочесть про Светлану Давыдову, посаженную в тюрьму ни за что, есть какие угодно чувства, кроме самого, на мой взгляд, естественного.

Роман Прилепина «Обитель» никогда не станет явлением мировой литературы… В романе Донны Тартт «Щегол» первые 250 страниц скучно, а потом становится интересно… Фильм Юрия Быкова «Дурак» — такое дерьмо, что нельзя было посвящать его Алексею Балабанову… Фильм Андрея Звягинцева «Левиафан» русофобский, он же — потрясающая трагедия… Тьфу, черт! Почему я должен слушать все это? Как это получилось, что эфир, фейсбук, печатные издания забиты искусствоведческими суждениями вот такого детсадовского уровня?

Сразу после новогодних праздников, когда еще парижские теракты не затмили собой все на свете, премьер-министр Медведев поручил министру здравоохранения Скворцовой создать запас лекарств, чтобы больные люди в России не остались без лечения, если экономика пойдет совсем наперекосяк. И министр Скворцова на следующий же день рапортовала, что лекарств, дескать, закуплено впрок сколько нужно, так что беспокоиться не о чем, даже если экономика пойдет совсем наперекосяк.

Глянцевые журналы начали эту работу, но не довели до конца. Не то чтобы прекратили рассказывать людям, чем отличается плохое от хорошего, а скуксились как-то на полпути, попали в зависимость от рекламы, принялись расхваливать то, что рекламируется, а про нерекламируемое молчать. Так мы и не приучились к товарам высшего сорта. Это ведь только говорится так, что к хорошему быстро привыкают, а на самом деле на моей памяти девушки лет десять отвыкали от сладенького шампанского и привыкали к брюту. Время нужно. Нужно очень много времени, чтобы привыкнуть к хорошим вещам. И нужно привыкнуть к большому количеству очень хороших вещей, чтобы однажды, увидев вещь незнакомую, совершенно самостоятельно определить, хороша она или плоха. Мы этого не успели. Мы толерантны к вещам второго сорта.

Законы состоят из стройной системы запретов. Приличия состоят из произвольного набора случайных рекомендаций. Ну, например, все знают, что прилично за столом в правой руке держать нож, а в левой руке — вилку. Но если вы захотите оформить эту хорошую манеру законодательно, вам придется принять целых кодекс, который запрещал бы держать нож в левой руке, вилку в правой ноге, засовывать рукоять ножа в рот, привязывать вилку к уху, вставлять оба столовых прибора в гениталии и анальное отверстие, держать их под мышками… Мало-мальски воспитанный человек понимает, что ограничить правила поведения за столом законодательно — это совершенно абсурдная задача, зато очень легко описать приличия за столом всего парой рекомендаций. Беда в том, что законодатели наши — дурно воспитанные люди, а потому тщатся принять законы, запрещающие все на свете.

У нас аутисты не учатся. У нас детей с ДЦП на порядки больше, чем в Америке. У нас паралич Дюшена-Эрба — нормальное дело и не лечится за счет тех, кто его причинил. У нас больным лекарств не хватает. У нас умирающим в муках наркотиков не дают. Я же вижу это своими глазами. Жалко же их должно быть. Но почему-то никому никого не жалко.

Чего так разорались, на первый взгляд не понятно. На телевидении, где каждый уикенд у нас — мужики, переодетые бабками, и во всех праздничных концертах — Верка Сердючка. Женщины с бородой никогда не видели?

Через пять лет медицина наша откатится на позиции военно-полевой хирургии Пирогова.  Я был на войнах, землетрясениях, эпидемиях, революциях, но самое страшное, что я видел в жизни, — ребенок в провинциальной больнице. В подключичную вену ребенку этому был введен не катетер, а обычная инъекционная игла. Инфузомата, который отмерял бы лекарство, не было. А мама ребенка стояла у капельницы и считала капли.