Репортаж «Настоящей Вологды» из зала суда

1 сентября в коридорах Вологодского городского суда в ожидании заседания велись разговоры о реставрации.  «Если  дерево – то деревом, если камень – то камнем, главное, что не шлакобетоном», — доносилось от скучковавшихся участников процесса ООО «Стар Град» vs Комитет по охране памятников.

Это было уже не первое заседание. И в этот раз главными действующими лицами стали двое представителей ООО «Научно-реставрационные производственные мастерские», в чьих недрах и разрабатывался проект реставрации, по которому «СтарГрад» в итоге крушил бульдозером стену федерального памятника «Дом жилой кон. XVIII в.» на Орлова,9.

Итак, Юрманов Александр Анатольевич – угрюмый господин средних лет, в очках и толстовке, руководитель этой реставрационной конторы, красноречием не отличается.

– У меня образование историческое, истфак,- заикаясь отрекомендовался он суду. — Я могу дать просто пояснения, но грубо говоря – у меня опыт все-таки огромный в области охраны памятников.

И мы помним этот опыт:

Дело рассматривала судья Холминова Вера Николаевна.

—  Соответствовали ли  действия «СтарГрада» вашему проекту либо действия противоречили данному проекту? — поинтересовалась она. — Вопрос довольно простой, я считаю.

Но только не для Юрманова. Он пустился в длинные объяснения, об эскизном и рабочем проектах, постоянно переводя стрелки на своего инженера Корнилову, и в итоге, как сказала судья, «ушел от ответа», напоследок добавив:

—  У нас в принципе претензий к «Стар Граду» к качеству проведения работ на памятнике нет, может быть, если какие-то шероховатости…

Корнилова Нина Александровна –  велеречивая дама с недовольным видом (видимо, это корпоративное выражение лица), главный инженер реставрационной конторы Юрманова, специалист, аттестованный Минкультом и автор проекта реставрации Орлова, 9.

– В процессе проведения обследования памятников архитектуры,  на которых мы работаем, — начала Корнилова, — мы выясняем, в каком состоянии они находятся  [далее много слов – ред.] Мы определили, что данная стена находится в аварийном состоянии.  Почему. Потому что присутствовали все признаки аварийного состояния …

Решив, видимо, взять всех измором, она рассказывала настолько подробно, насколько могла:

–…выветривание кладки до 40% толщины, вертикальные  косые трещины более четырех рядов кладки пересекающие, неравномерность осадки  …

– Я это поняла, что стена аварийная, — не выдержала наконец судья. — Не надо десять раз одно и то же говорить, уважаемая специалист Нина Александровна. У нас время судебного разбирательства, к сожалению, ограничено, а предмет его и вопрос очень простой: вот тот метод —  бульдозером, который применяла организация, он допустим или не допустим?

– Вычинка здесь не подходит, — уверенно заявила инженер. — А при разборке стены может использоваться техника, например, вышка – человек поднимается на вышке и отбойным молотком разбирает стену…

– А почему нельзя бульдозером-то снести? — повторила судья. — Мне кажется, ответ-то очевиден. Я просто хочу от вас его услышать.

Но так и не услышала. Следующие пять минут допроса напоминали разговор с глухим:

– Ну это тяжелая техника …

– Ну техника тяжелая, да, и что? Последствия-то каковы?

– Моего проекта не было …

– Вопрос вам понятен?  Почему нельзя ковшом экскаватора вот это здание было разбирать?   Или можно?

— Я считаю, что тяжелую технику для разборки применять не следовало…

– Почему?

— Есть экскаваторщики, которые поднимают с земли спичечный коробок и не повреждают травы, которая там рядом растет…

– Последствия-то каковы – для здания, для материала, из которого это здание построено?

– Вот конкретно на данном здании кусок стены был полностью отколот. И   экскаватор снял этот кусок стены, не повредив  перевязки с соседними стенами и нижнюю часть кладки. То есть на данном объекте ничего страшного для него не произошло, — сообщила  аттестованный Минкультом специалист.

– То есть, вы считаете, что тот метод, который применила организация, не повлиял на сохранение объекта культурного наследия?

– Я считаю, что он не повредил рядом стоящие стены…

– Так он повлиял или не повлиял на то, чтобы сохранить этот объект культурного наследия, так скажем, в отрицательном смысле? –   судья была настойчива, Корнилова тоже:

— Вы знаете, я конкретно при работе экскаватора не присутствовала…

– Но в то же время вы считаете, что это, в общем-то, не повлекло уничтожения, как указывает Комитет, вот этой части стены?

— Я не могу сказать 100- процентное заключение на этот счет.

– Но вы же только что сказали, — напомнила ей судья, —  что ничего страшного не произошло, сохранена была перевязка и …

– Сохранен был кирпич, и он был уложен снова в стену.

У судьи вопросы закончились. За допрос Корниловой взялась представитель «СтарГрада». Она сразу решила ограничить поток мыслей инженера жесткой альтернативой:

– Я хочу, чтобы вы ответили на вопрос «да» или «нет»: утрачен ли предмет охраны?

Но Корнилова оказалось специалистом по уходу от ответов на все вопросы:

– У нас часть стены, которая должна была и могла остаться —  она осталась. То есть угловая перевязка и  часть стены [далее много слов – ред.]…

– Утрачен ли предмет охраны? –  повторила вопрос представитель «СтарГрада»,  Корнилова повторила ответ:

– Я считаю, что были произведены работы, и та часть стены, которая должна сохраниться – она сохранилась, ту которую нужно перебрать – ее перебрали [далее много слов – ред.]…

– То есть:   утрачен / не утрачен, — не выдержала судья, —  или:  «я не могу вам ответить на этот вопрос». Три варианта.

– Ну я не могу ответить, я не…, —  тут специалиста по уходу от ответов перебили:

— Она не может ответить на данный вопрос. Еще вопросы!

У представителя «СтарГрада» их было много. Тем временем, представитель Комитета по охране памятников сидела и смотрела в одну точку.

– У Комитета есть вопросы? – поинтересовалась судья и разрешила Корниловой, наконец, садиться.

У Комитета их не было, а что было – мы расскажем в следующий раз.