Три года назад Мария Правдина переехала из Санкт-Петербурга в Тотьму и стала ученым секретарем Тотемского музейного объединения. Вопрос «почему?», конечно, был задан, а вот «не жалеете ли хоть иногда?» отпал сразу же после начала беседы. Мария Борисовна убедила, что хранители – это не замшелые тетёньки, а настоящие детективы, предложила другое понимание инклюзии, рассказала, кто из экспертов приедет в «Школу музейного развития», заразила словом «духоподъемно» и объяснила, что такое тотемский «гений места».

Вы выросли в Северной столице, окончили Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств по специальности «Музейное дело и охрана памятников истории и культуры». Чем именно вас привлекло музейное дело?

В школе у меня было весьма традиционное представление о том, что такое музейное сообщество. Когда говоришь непрофессиональному кругу, что ты музейщик, какая первая ассоциация? Что ты водишь экскурсии, и еще знают бабушек-смотрительниц. Я думала примерно также. Я жила в Царском Селе, и, конечно, Екатерининский дворец и Янтарная комната воодушевляли – мне хотелось водить там экскурсии, и эту мечту я исполнила уже, когда поступила. В институте я поняла, что музей – это не только экскурсионная деятельность. Меня привлекла фондовая работа – я мечтала стать хранителем. Я хотела работать в Царском Селе, но вакантных мест там не было, и после учебы я устроилась в Музей Ахматовой в Фонтанном Доме, но опять же, не хранителем, а в отдел учета, и 20 лет проработала там.

Но почему вы так мечтали стать хранителем?

Эта работа сродни детективной, и это страшно интересно. Музейные предметы безмолвны, они стоят, условно говоря, на полках, мы, конечно, занимаемся их сохранением. Но самое главное – их изучение. Перед вашим приходом я сняла с полки картины тотемского художника Феодосия Вахрушова – сейчас я занимаюсь их научным описанием, потому что в следующем году исполнится 150 лет со дня его рождения, и мы готовим масштабную программу празднования. Но для того, чтобы представить эти произведения публике, их нужно описать, а Вахрушов вообще редко подписывал и датировал свои работы. Нужно определить, в какое время они созданы, что за местность здесь изображена. Это касается любых предметов, которые поступают в музей! Если ты их плохо задокументируешь, не выявишь их связи с эпохой, не узнаешь, кому они принадлежали, какие легенды с ними связаны, то они ни о чем нам не расскажут, и тогда ломать головы будут наши последователи. Самое интересное в деятельности хранителя – вписать музейный предмет в контекст эпохи.

Эти легенды потом и звучат на экскурсиях?

Есть разные способы подачи. Что касается Вахрушова, в наших планах – издание буклета, посвященного его творчеству. И моя мечта – благодаря системе КАМИС и модулю «Коллекции онлайн» – создать онлайн-каталог его собрания. Это профессиональный вызов – предметы нужно описывать, атрибутировать, оцифровывать… Я уже сделала несколько открытий, связанных с Вахрушовым. Например, выяснилось, что в тяжелые 1920-е годы он писал на старых, уже записанных холстах. Когда они ставились на учет в музей, описывалась только лицевая сторона, и получается, что сейчас мы открываем наследие Вахрушова раннего периода, которое вообще не было известно. Там, например, есть царскосельские сюжеты, очень мне близкие. Я узнаю эти виды, потому что гуляла там с детства, а спустя годы уже и со своей дочкой. Фактически Вахрушов стал мне родным! Это уже не музейная, а личная история.

Хранители не только хранят,как кладовщики, они изучают, а еще одна наша функция – всё это обнародовать. Отсюда и онлайн-каталоги, выставочные проекты, публикации. Благодаря тому, что музей муниципальный, здесь нет жесткой специализации, как в крупных музеях, где если ты хранитель, то ты только хранишь и занимаешься научной работой. У нас есть возможность писать посты, организовывать выставки, придумывать тематические программы. После того, как я приехала сюда из Петербурга, я тут переживаю бурное профессиональное развитие: каждый день – новые вызовы и каждый день – новые открытия, и это очень духоподъёмно. Я вижу свою миссию в популяризации наших коллекций, хочу, чтобы тотьмичи и не только знали, что мы храним. А мы храним экспонаты уникальные – уровня Эрмитажа и даже Букингемского дворца. У меня в ТМО не совсем традиционный для ученого секретаря функционал: я занимаюсь созданием учетно-хранительской документации и атрибуцией коллекций, организацией межмузейного сотрудничества с широкими дополнительными функциями посла Тотьмы во внешнем музейном мире, в команде с коллегами создаю и реализую проекты.

Экспозиция, посвященная Феодосию Вахрушову. Картина "Половодье". 1910-е

Давайте тогда завершим тему модуля «Коллекции онлайн». В июне по итогам конференции АДИТ вы получили сертификат на его использование – помимо собрания Вахрушова, что-то еще будет выложено?

Еще один каталог, который я хочу сделать – это «Тотемские купеческие коллекции», и начать собираюсь с Пановых-Замяткиных. У нас есть блистательная коллекция, которая осталась от купцов Пановых. У них была усадьба Антоново в нынешнем Бабушкинском районе, но тогда это был Тотемский уезд, и бóльшая часть их наследия сохранилось. Плюс это будет межмузейный проект, потому что еще одна их усадьба – Внуково – располагалась в Костромской губернии, и коллекция оттуда находится в Костромском объединенном музее. У нас с коллегами-костромичами есть идея объединить коллекции для начала хотя бы виртуально. Хочется, чтобы люди понимали ценность этих и других купеческих фамилий, осознали, что они сделали для города, потому что советская власть обошлась с ними жестоко – некоторые просто исчезли, и мы не знаем, куда. А у некоторых, наоборот, остались потомки, которые живут здесь, на тотемской земле. Есть что-то в этом месте – тотьмичи живут здесь веками, возвращаются в город, они активны, и мы учитываем их запросы. Взять те же «Осколки времени – 2» – проект с инициативными ветеранами. Они сюда, в музей, шеренгами ходили, их трудоспособность и желание помочь воодушевляли. Мне кажется, «гений места» всё-таки существует, дух тотьмичей, когда-то снарядивших 20 экспедиций в Америку, здесь всё еще присутствует. Они вкладывались в город, развивали на свои деньги эту территорию, оставили богатейшее наследие, и хочется как-то им соответствовать, хочется рассказать об этих людях не только тотьмичам. Меня цепляет энергетика этого места, я ее хорошо ощущаю.

Мария Правдина с коллегами из отдела фондов Музея Ахматовой. 2015 год

То есть это «гений места» выманил вас из Петербурга? Вы работали в Музее Ахматовой, защитили диссертацию, став кандидатом культурологии, преподавали в СПбГУКИ, а потом вдруг переехали в Тотьму, получив должность ученого секретаря музейного объединения. Как это произошло?

Я сюда переехала, потому что полюбила Тотьму. А ездить в этот город стала с 2001 года. Тогда на стажировке в Америке я познакомилась с Ольгой Письменной, которая работала в музее церковной старины, а теперь возглавляет архивный отдел Тотемского района. От нее я впервые узнала о Тотьме, и рассказывала она об этом городе восторженно, с совершеннейшим воодушевлением. Когда мы вернулись из Америки, в первое же лето я помчалась в Тотьму. Потом стала ездить сюда с семьей и доездилась до того, что осталась здесь жить.

Кстати, моя диссертация посвящена сервировке императорских столов, и первый мой выставочный проект в Тотьме был «Хрупкое очарование былого. Искусство сервировки стола XVIII – XIX века» – я, наконец, применила все полученные знания, представив прекрасную коллекцию нашей посуды.

В чем смысл оцифровки предметов и выгрузки их в Госкаталог Музейного фонда РФ? Этой работе сейчас посвящена львиная доля рабочего времени музейщиков. При этом нынешний функционал каталога, его поисковые возможности пока весьма ограничены.

Министерство культуры выделяет большие средства на содержание музеев и их фондов, и, естественно, хочет знать, какое наследие в них хранится. Проблема в том, что изначально, когда музеи только появлялись, никто не был особо озабочен научным описанием своих коллекций. Всё это записывалось в амбарные книги поступлений, условно говоря, гусиным пером, и цель была одна – зафиксировать. Есть предположение, что Музейный фонд насчитывает 80 млн единиц, и до 2025 года музеи обязаны основные фонды оцифровать и выгрузить. И это очень непростая работа, кроме того, при выгрузке ты должен называть предметы так, как они уже зафиксированы твоими предшественниками. Например, записано «Портрет Бетховена в большой раме», вы представляете, наверное, живописный портрет, а это вполне себе может быть рисунок, репродукция, фотография. Но чтобы поменять атрибуцию, в книгу поступления главный хранитель тем же самым «гусиным пером» должен внести изменения на основании протокола фондово-закупочной комиссии и потом заверить печатью музея. И музейное сообщество в некотором ступоре, поскольку объемы фондов огромны – у нас, например, их больше 77 тысяч единиц. И сам каталог для обычного пользователя выглядит чем-то хаотичным, поскольку в данный момент это просто учетная система. Пока он не отражает многообразие и уникальность музейных фондов. Я всегда голосовала за Госкаталог, потому что коллективный разум творит чудеса, ты можешь посмотреть фонды других музеев, найти экспонаты определенного периода, например, подтвердить или опровергнуть свою атрибуцию. Сейчас это сделать нельзя, так как поисковая система в нем несовершенна, но на «Интермузее» и на конференции АДИТ в Екатеринбурге мы вырабатывали резолюцию с просьбой внести изменения в Госкаталог.

Артем Чернега, Мария Правдина, Алексей Новоселов на семинаре Фонда Потанина. Фото Е. Гандрабуры.

С 1998 года вы состоите в некоммерческом партнёрстве «Автоматизация деятельности музеев и информационные технологии», в 2014-м стали членом Президиума АДИТа и постоянно выступаете на его конференциях. Что это дает вам как профессионалу?

АДИТ и возник в 1996 году как клуб для общения профессионалов – он объединяет традиционных музейщиков: хранителей, экспозиционеров, сотрудников PR-служб – и тех, кто занимается информационными технологиями и в музее, и вне его. Вы понимаете, музей сам по себе консервативный, и это его достоинство, потому что если мы не будем сохранять, нам будет нечего дальше ретранслировать. Но при этом хорошо бы, чтобы музей говорил на том языке, на котором говорит общество. Дети у нас сейчас все в гаджетах, и чтобы найти с ними общий язык, информационные технологии необходимы. АДИТ ежегодно проводит конференцию в разных регионах, рассказывая о музейных трендах, и это очень помогает в работе и сплочении музейного сообщества.

И что сейчас популярно?

Один из трендов – как раз демонстрация коллекций онлайн как один из способов формирования доступной среды в широком смысле этого слова. Мне нравится понимание инклюзии не как работы с людьми с ограниченными возможностями здоровья, а как принципа дружелюбности, открытости музея для любой публики. Вы визуал – для вас будет визуальный или видеоряд, любите текст – пожалуйста, вот аннотация, хотите слушать – берете аудиогид, любите что-то делать руками – вот интерактивные программы и мастер-классы. В музей идут за эмоциями и за досугом, как мне кажется, и в этом смысле мы конкурируем с торговыми центрами. Пока это, возможно, неравная конкуренция, но это вызов для нас – быть интересными и привлекать людей. Моя мечта, чтобы любой чувствовал себя в музее комфортно.

Проект «Стирая границы», над которым музей работал в партнерстве Тотемским обществом инвалидов и Тотемским центром дополнительного образования на средства президентского гранта, позволил добиться этой комфортной среды?

Изначально он и задумывался как инклюзивный в широком смысле слова. С одной стороны, это доступная среда – мы приобрели гусеничный подъемник – это позволяет посетить историческую, художественную экспозиции и выставочные залы на втором этаже, купили усилители голоса, появились аннотации со шрифтом Брайля… Вообще его идея появилась после выставки«Хрупкое очарование былого», когда я приглашала на ее открытие одну пожилую женщину. В детстве она ходила в музей, и ей запомнилась чашечка, «синяя граненая, очень красивая». Мы ее нашли и вообще развенчали миф о том, что коллекция посуды в музее утрачена. Я пригласила эту даму в музей, а она сказала: «Знаешь, я не смогу – мне не подняться по лестнице». Это первая история, а вторая касается работы с подростками – достаточно сложной для нас аудитории. Здесь мы сотрудничали с Центром дополнительного образования и нашим давним другом Людмилой Фоминской, ее ребята занимаются по направлениям «Журналистика» и «Основы фотографии». Для начала мы привлекли их к оцифровке, и сразу обнаружилось, что у подростков совершенно нетривиальный взгляд на вещи – они находили такие ракурсы, что наши сотрудники спрашивали: а где это у нас такое. Они оцифровали около 400 единиц.

Аннотации, оснащенные шрифтом Брайля. Фото vk.com/totma35

А потом вы предложили им самим написать аудиогид для краеведческого музея?

Да, это была моя идея. Экспозиция скучна для современного подростка – текст и этикетки они не читают. А мы стремимся сделать музей интересным для всех. Этим ребятам, возможно, будущим журналистам, нравится писать, заниматься фотосъемкой, и мы предоставили им такую возможность. Они сами отобрали предметы и рассказали о них. И опять же – мы не афишируем это, но в группе были ребята-инвалиды, и наша цель была в том числе вовлечь их в нормальное общение со здоровыми детьми. Конечно, мы провели занятия для подростков, объяснили, как писать аннотацию, как сделать текст интересным и при этом научным, потом они занимались исследовательской деятельностью самостоятельно. В результате создано и озвучено 52 текста для аудиогида. И нас удивило то, какие предметы они взяли! Я вся из себя любительница высокого декоративно-прикладного искусства: золоченой бронзы, посуды Императорского фарфорового завода – а моя дочь, знаете, что выбрала, – лапти! Подростки выбрали предметы, которых уже нет в быту, и исследование их зацепило. Например, лучина – они даже эксперимент проводили, за сколько прогорит лучина из того или иного вида древесины.

Что интересно – у нас пока нет традиционного аудиогида, и дети нас, музейщиков, опередили. Это, конечно, воодушевляет посетителей всех возрастов, с одной стороны, подростки рассказывают для своих сверстников, с другой – это интересно слушать взрослым. Мы тоже достигли цели – они «присвоили» себе музей, он говорит их голосом. И, возможно, их дети потом услышат пап и мам, посетив нашу экспозицию.

C директором ТМО Алексеем Новосёловым на «Интермузее» – 2019

Награждение команды ТМО на "Интермузее" - 2019. Фото из личного архива.

Как появилась идея проекта «Школа музейного развития»?

Школа задумывалась как помощь музейщикам из малых городов и сёл, потому что когда ты находишься в глубинке, у тебя нет такого круга общения, как у меня, например, проработавшей 20 лет в Петербурге. Если тебе нужна консультация, ты просто не знаешь, к кому обратиться, а порой не хватает и образования. Нашему музею повезло – у нас 14 штатных сотрудников, из них два музейщика, два культуролога – это «вау»! Часто в музеях в глубинке сотрудники не изучали атрибуцию музейных предметов, не имеют нужной насмотренности, не получили многих профессиональных навыков. Идея проекта возникла, когда я еще не работала здесь. Я пришла к Алексею Михайловичу Новосёлову, директору ТМО, и предложила устроить «Школу музейного развития», пригласив признанных специалистов, которые помогут нашим музейщикам совершенствоваться.

И здесь мы убиваем двух зайцев. Мы просвещаем музейное сообщество малых городов и одновременно развиваем Тотемское музейное объединение: зовем тех экспертов, в которых нуждаемся сами. Они работают с нашими коллекциями, дают нам экспертную оценку в разных сферах. Например, в прошлом году мы рассуждали о линейке сувенирной продукции – это большая проблема для многих музеев, ведь сувениры должны иметь связь с коллекциями, местом и так далее. И в итоге у нас есть целый «мешок» идей на эту тему.

Как формируются секции?

Я автор образовательной программы. Я смотрю нанаши потребности и учитываю запросы прошлых лет. В администрации района работает Артем Чернега – профессиональный социолог, он помог в разработке анкеты для участников, мы всегда их анализируем после форума. Моя ответственность – найти экспертов, которые будут понятны музейщикам малых городов и сел, которые будут дружелюбны, приятны в общении, готовы помочь и при этом являются профессионалами высокого уровня. Наши эксперты не получают гонораров, мы обеспечиваем проезд и проживание, и они готовы поделиться знаниями. Некоторые даже едут за свой счет, потому что чувствуют ответственность, хотят оказать поддержку, и это ощущение музейного братства бесценно, я очень благодарна коллегам.

«Школа музейного развития» стала «лучшим проектом, направленным на межрегиональное взаимодействие» по итогам конкурса «Интермузея». Это что-то изменит в ее работе?

Я думаю, что Школа станет еще более популярной, потому что победитель «Интермузея» – это достойный бренд, знак качества. И у нас уже подано 47 заявок на ближайшую Школу, а принимаем мы их до 15 сентября. И мне немного волнительно, сможем ли мы принять всех желающих.

"Школа музейного развития"-2018. Фото Олега Федотовского.

На чем будут сделаны акценты в образовательной программе этого года?

Традиционно большой интерес вызывает написание проектных заявок, и мы продолжаем эту тему не первый год. Тотемское музейное объединение за последние два с половиной года привлекло более 14 млн внебюджетных средств – наш коллектив уже поднаторел в этой сфере. На этот раз, помимо теории, устроим практикум, где проанализируем сильные и слабые стороны придуманных проектов.

Будет крайне интересная фондовая секция, связанная с консервацией и реставрацией памятников – к нам приедет доцент Суриковского института Александр Козьмин, и мы будем учиться делать консервационные заклейки. Это сложная тема, буквально этический вопрос: да, памятники должны реставрировать профессионалы, но если ты видишь, что он разрушается, что если сейчас не сделать заклейку, он погибнет, как ты должен поступить?

Мы приглашаем специалистов, с которыми будем говорить о сложном наследии. Для любых краеведческих музеев важно уметь рассказать о войнах, революциях, репрессиях. Для Тотьмы это больной вопрос, потому что у нас в округе было большое количество спецпоселков. И как об этом говорить с населением, которое очень сильно политизировано? Одну часть задевает критика советской эпохи, другая – это те, чьи семьи пострадали. Ответ постараемся найти с Константином Андреевым из московского Музея истории ГУЛАГа, он педагог, работает с детской и подростковой аудиторией и поможет найти правильный способ подачи материала.

Елена Дьяченко из Сургутского краеведческого музея затронет тему женщины на войне. Вера Чебунина, главный хранитель Ярославского музея-заповедника, расскажет о правилах учета, сохранения и апробации предметов из драгосодержащих материалов. У нас будет Оксана Турская из компании izi.TRAVEL, которая поможет с идеями для бесплатного аудиогида. В качестве эксперта в этом году выступит и Наталья Киршина, заведующая музеем «Семенково», ее тема –волонтерство.

Вообще уже стало престижным приехать сюда в качестве эксперта, и мне важно, чтобы Школа работала, развивалась, чтобы реноме соответствовало тому, чего мы достигли, и я с большим пристрастием выбираю наших лекторов. Самое ценное в Школе – это общение с экспертами, такой возможности потом не будет – я же, правда, приглашаю корифеев и стараюсь, чтобы они остались на все дни, отчитали свой модуль и общались с другими. Важно, чтобы установились горизонтальные связи между музеями Вологодской области, а потом возникло и межрегиональное сотрудничество.

Коллекция посуды ТМО

Недавно на конференции АДИТ вы выступали с докладом «Музей в глубинке: в эпицентре полилога». О чем шла речь?

Я рассказывала о вызовах работы в глубинке, потому что, конечно, у муниципального музея много проблем и задач. Значительную часть времени отнимает Госкаталог, еще один большой пласт работы – сотрудничество с местной властью, участие в программе развития района. Также мы ездим с консультациями в сельские музеи, помогаем им в создании своих, местных музеев, обучаем основам учета, описанию коллекций. Музей должен зарабатывать деньги и привлекать туристов, сотрудничать с местным бизнесом, что, с одной стороны, хорошо, потому что дает ощущение единства, сплачивает культуру и бизнес, но, с другой, требует времени и сил. И есть собственно музейная работа: популяризация коллекций, разработка программ, работа над уже существующими экспозициями, создание новых, написание проектных заявок... Так что в таком темпе, как я работаю здесь, я не работала никогда.

Туристов в основном привлекает тотемская архитектура?

Не только. Во-первых, интерес всегда вызывает то, как в Тотьме оказались мореходы – моря-то нет. Далее, конечно, специфическая архитектура – «тотемское барокко». Особая тема – добыча соли, ведь Тотьма – древний центр северного солеварения. Кроме того, Тотьма – духовная родина поэта Николая Рубцова. И сейчас популярен, условно говоря, семейный туризм на автомобилях, когда люди свободно ездят по стране, останавливаются там, где хотят и насколько хотят. И наша задача – их тут задержать, увлечь, сделать так, чтобы они тоже почувствовали энергетику этого места.

Напоследок скажите, какие у вас любимые музеи, кроме тотемского?

Мне, конечно, нравятся императорские резиденции вокруг Санкт-Петербурга: Царское село, Гатчина, Петергоф, подмосковные усадьбы. Особенно зимой, когда там мало народу,и есть возможность побыть наедине с парком, насладиться блистательными коллекциями и прочувствовать атмосферу.

Больше фото на сайте cultinfo.ru.