Заключительная часть интервью. Часть I. Часть II.

– Получается, архитектор должен вновь вглядеться в человека. Но есть ли место архитектору в нынешней строительной ситуации? Что происходит сейчас с профессией? Как, по-твоему, будет меняться роль архитекторов? И не исчезнут ли они совсем за ненадобностью? 

– Представь себе, что в больницу поступают не живые люди, а описания болезней. Врачи выписывают рецепты лечения этих болезней по описаниям. А люди потом покупают эти рецепты в аптеке, исходя из собственных представлений о своих потребностях в лечении. Вот это сейчас произошло с архитекторами - они не контактируют с будущими пользователями, проектируют непонятно для кого, потому что инвесторы строят все равно для кого. 

Из презентации конкурса на жилые кварталы «Сколково»:

В этой системе архитектор – это просто звено в длинной цепочке, разработчик архитектурного раздела проекта, одного из восемнадцати разделов. Так работает все коммерческое проектирование. Исключениями являются контакты архитектора и пользователя при строительстве индивидуальных жилых домов и интерьеров. Но это социально бесполезные проекты, они никак не изменят этот мир. 

Социально важные проекты, где есть контакт с пользователем, – это некоммерческие проекты по формированию городской среды, там архитектор найдет благодарного потребителя своего знания. Такие проекты сейчас появились. В Вологде, к примеру, это ребята, которые делают «Двор историй».
Вообще, всем архитекторам нужно следить за тем, что происходит в Вологде, поскольку здесь находится центр распространения социального знания в профессии. В архитектуре есть огромный раздел, который исходит из философии и называется «Социальная теория архитектуры». Собственно если идти от витрувианского определения архитектуры как «польза, прочность, красота», то это – «польза».

У нас в прошлом году был забавный случай – законченный проект «Улицы детства», то есть сформированный вместе с детьми кусочек городской среды, мы подали на один общероссийский молодежный конкурс в номинации «архитектура», и нас в эту номинацию архитекторы из жюри не вписали, решили что это ошибка - а где «план, фасад, разрез»!? Поэтому архитекторы не исчезнут, но как будет меняться их роль, во многом, зависит от них самих.

– Раз уж мы заговорили о контексте, в котором работает архитектор, вернемся к вопросу об исторической среде. Ведь строительство далеко не всегда происходит в чистом поле (впрочем, чисто поле - это тоже определенный контекст).
Историческая застройка, планировка улиц, система доминант часто воспринимается как помеха, хотя мне все время кажется, что это, напротив, ресурс и источник вдохновения. Архитектор считает себя ущербным, если он не перекраивает данный ему кусок мира? Или у нас просто не умеют работать в среде, не разрушая?

– Ну, я бы не стал так демонизировать архитекторов. Может, им и хочется перекроить мир, да кто ж им даст? Я не знаю, о каком конкретно проекте идет речь. Как правило, архитектор - это просто послушный исполнитель, если не сказать хуже. Ключевой участник архитектурно-строительного процесса в России, и по факту, и по Градостроительному кодексу – это собственник земельного участка. У собственника свои задачи. Если какой-то архитектор их отказывается выполнить, собственник идет к другому, и тот выполняет, а первый остается без работы.
В Европе собственника контролирует гражданское общество, он обращается к архитектору, чтобы тот помог ему учесть интересы всех заинтересованных сторон, и одна из этих сторон всегда - соседи, жители района, города.

Могу привести пример Баден-Бадена, это небольшой благополучный городок на Западе Германии. Там нет строительства, считается, что этот город уже построен. Единственное новое здание в городе – современная роскошная картинная галерея, архитектор Ричард Мейер, 2004 год. Галерея построена на большом пустыре, ничего не было снесено, галерея, естественно, не похожа ни на одно здание в городе и нет сомнений, что она новая.

История его появления такова. Местный банк захотел реконструкцию – не строительство, – своего старого здания, с изменениями фасадов. Жители города долго думали, что попросить у банка за разрешение сделать такую реконструкцию. В городе не было хорошей картинной галереи, и они заказали ее банку, за его счет. Банк пригласил Мейера, лауреата Притцкеровской премии и город получил это здание, а банк реконструировал свой офис. Баден-Баден в шесть раз меньше Вологды по числу жителей. Контекст – это не только планировка улиц, это еще и законодательство, культурный уровень инвесторов и степень развития общественных институтов.

– Саша, твой отец, Генрих Асафов, – известный художник. Твой дядя, Александр Асафов – архитектор-реставратор, инициатор восстановления Спаса Каменного. Такое родство – оно мешает или помогает? 

– Мне сложно ответить мешает или помогает, потому что мне не с чем сравнить. Я думаю, каждому, кто вырос в своих семьях, знакомо чувство сопричастности к делам старших. 

– В этом году у тебя только в Вологде несколько значимых творческих событий: две персональные выставки (в Камерном театре и художественном отделе музея-заповедника), реставрация росписи на Козленской, 35, создание фильма «Мозаика». И вдруг ты уезжаешь на Чукотку, где даже нормальной связи нет. Как так? Зачем? Почему? 

– Да, первое полугодие в Вологде выдалось насыщенным, и я с удовольствием поехал немного отдохнуть на Дальний Восток! Но это не значит, что работа с вологодскими проектами остановилась, это не так. Во-первых, я поехал на пленэр и в 2017 году где-то в районе Вологды сделаю выставку своих работ с Чукотки. Во-вторых, у нас продолжается активная работа по 52-у кварталу, она всегда была дистанционной и расстояния не играют роли. В-третьих, проект «Мозаика» только начался, и мы работаем над его развитием. Есть и другие планы. 
Зачем на Чукотку. В 2012-2013 году мы с Полиной (дочерью Саши - Е.С.) сделали небольшое исследование детских площадок на Арбате и в Хамовниках, это было первое подобное исследование для Москвы. Потом мы участвовали в проекте «Улица детства» в Крыму, тема детей в городской среде затягивает, поскольку дети - это катализатор качества городов. На Чукотке мы сделаем несколько работ с детьми и со студентами Вологодского университета по организации архитектурной среды, и в рамках CAU Research, и в качестве экспансии «Улицы детства».
Почему сюда. У меня всегда были трудности с географией Дальнего Востока, теперь с этим получше. У нас большая страна, к примеру от Владивостока до моего городка еще 4 200 километров на северо-восток, это как от Вологды до Лиссабона. Чукотка довольно обширная, в 5 раз превышает Вологодскую область. Проблемы со связью тут есть, но они не идут ни в какое сравнение с проблемами со связью во времена Олега Куваева.
Зато теперь я знаю, что имел в виду СССР, когда говорил, что он впереди планеты всей.

Я живу в Западном полушарии, в самом восточном районе страны, у линии перемены дат. Чтобы поговорить с тобой или с кем-то из Москвы я встаю пораньше, часа в 4 утра, и у меня у первого на планете начинается день. 

Я отправляю солнце в путь – освещай человечество! – и сажусь за работу.