Изменилось ли что-то в вашей жизни в статусе «иност­ранный агент»?

Я ещё пока не научился жить в этом «статусе». Кроме того, для меня неприемлемо примиренческое отношение, которое существует в обществе. Я сегодня встречался со своей достаточно уже привычной компанией судей, с которыми работаю не первый год, я бы даже сказал, не первое пятилетие по крайней мере, это комиссия судей, связанная со средствами массовой информации. Я им сказал, что не знаю, как теперь с ними общаться, поскольку должен предупредить, что они общаются с человеком, признанным «иностранным агентом». Вполне могу предположить, что это подмочит их репутацию. Однако и я ощущал неловкость сразу после того, как это сказал, и они преодолевали неловкость, когда делали вид, что, в общем, ничего существенного для себя не услышали. А это внутреннее ощущение, это, знаете, какая штука… Бывают ситуации в истории, когда евреем быть неприятно. Однако быть евреем с жёлтой звездой на рукаве или на груди — это совсем другое, оказывается, ощущение, нежели первое. Поэтому я сейчас ощущаю себя евреем с нашитой жёлтой звездой. Мне её нашили, и я её, соответственно, ношу.

Было ощущение, что «и за вами придут»?

Все уважаемые мною организации в той или иной степени этому уже подверглись. Последнее и самое громкое — дело Центра защиты прав прессы из Воронежа, который не далее как позавчера* в суде уже признали «иностранным агентом». Согласиться с этим, естественно, невозможно. Все организации, которые я уважаю, через это прошли. Странно было, что Фонд защиты гласности не оказался в числе первых…

Но деятельность Фонда не столь опасна…

Секундочку, давайте уж договаривать моими фразами, а не вашими. Потому что никаких причин, отличных от тех организаций, которые уже признаны «иностранными агентами», я не вижу, на самом деле, политической деятельностью я не занимаюсь, журналистика для меня приравнивается к понятию «критика». Если журналистика не приравнивается к понятию «критика», то это не журналистика. Я надеюсь, что журнал Журналист мое заблуждение разделяет. В акте проверки, который мне предоставили, было чёрным по белому написано, ни больше ни меньше, что в дайджесте приведены цитаты из написанного нашими корреспондентами, где они критикуют власть за то, что она неправильно повела себя в отношениях с журналистами.

То есть Фонд защиты гласности стал «иностранным агентом» потому, что критикует «местную власть»?

Фонд стал «агентом» потому, что его корреспонденты сообщают о фактах нарушения прав журналистов, в том числе и местной властью. А вторая причина, по которой мы
признаны «иностранными агентами», это то, что во время школ, которые они даже не потрудились выяснить, как называются — они их почему-то называют школами блогеров, хотя это школы расследовательской журналистики для журналистов и блогеров. Среди людей, выступавших за пять лет в наших пятидесяти школах, нашли три фамилии, которые кажутся им оппозиционными.

Какие же это фамилии?

Ну вот сейчас я ещё буду вам рассказывать… Это называется «не указывай ворам дорогу». Самое смешное не это, самое смешное — две из этих фамилий на самом деле в наших программах не упоминались. Одну могу назвать, поскольку её назвать не стесняюсь, это был Акунин. И пригласить Акунина на встречу со свои-
ми журналистами, блогерами и расследователями — это огромный кайф. Поэтому вы совершенно спокойно можете писать, что
это безобразие. С моей точки зрения, это очень плохо сделанная работа, она может делаться так плохо только в том случае, если делающим заранее известно, что все им сойдёт с рук.

А вообще вам помогают?

У нас есть нормальная грантовая система, мы работаем с грантодателем много лет, выполняем достойно работу только на гранты, и больше ничего. Когда-то, до первого дефолта 2008 года, был пункт среди нашего бюджета, которым мы очень гордились. Пять или шесть провинциальных компаний, которые хорошо и прочно стояли на ногах, поддерживали нас небольшими деньгами ежемесячно. Это был такой взнос в Фонд защиты гласности. Потом начался дефолт, а потом у них, как говорится, уже не возникло этого желания, хотя сохранились самые добрые отношения. Это был Томск, это были Екатеринбург, Новосибирск, Красноярск… Это был… по-моему, ещё Нижний Новгород. Вот примерно так.

В свете последних событий чувствуете поддержку?

Естественно. По отношению ко мне нет никакого злорадства, поддержку от самых неожиданных людей получаю, получаю эсэмэски.

Как бы отреагировал Константин Симонов на то, что его сына признали «иностранным агентом»?

Ну он же тогда, как говорится, «не вздрогнул, не сошёл с ума, не проклял всё, что было в прошлом». Это из стихотворения Симонова «Открытое письмо» женщине из города Вичуга:

Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошёл с ума,
Не проклял всё, что было в прошлом…

Вот так бы и реагировал. Наверное, посоветовал бы мне обратиться с иском…

Вы в таком боевом настрое?

Я в омерзительном состоянии! Со мной совершена гадость! Когда тебя бьют по морде, ты обычно знаешь, кто это делает, и у тебя есть возможность дать сдачи, если ты на это решишься. Когда тебе плюют исподтишка на манишку — это плюют из толпы. По сути дела, это анонимный приговор, который произносит общество по чьему-то распоряжению.

* Интервью записывалось 1 декабря 2015 года.