Журналист «Красного Севера» побывала в «красной зоне», чтобы увидеть, что на самом деле происходит с больными тяжелой формой коронавируса, и пообщаться с выздоравливающими.

Журналист газеты «Красный север» побывал в «красной зоне» череповецкого моногоспиталя. Фото автора

Совсем не передачки

Первое, что я вижу, заходя в моногоспиталь, - ряды пакетов с наклеенными именами. 

- Это передачки? - спрашиваю я у доктора Олега Тельтевского, который меня сопровождает.

- Нет. Совсем не передачки. Это вещи умерших людей, - коротко объясняет он.

Врач поясняет, что сейчас в моногоспитале умирают по семь-восемь человек в день. Поступает сюда до 50 человек в сутки. Все больные - в состоянии средней тяжести и тяжелые, «легких» сюда не привозят. Практически у всех - пневмония с разной степенью поражения легких.

Сейчас в моногоспитале - 433 человека. 103 из них - в крайне тяжелом состоянии: на ИВЛ и кислородных масках, куда кислород подается под давлением. Еще около 100 - на кислородной поддержке: концентраторы кислорода размещаются прямо в палатах, больные сами держат трубки, когда им становится плохо. Отделение реанимации работает на пределе: сейчас здесь 42 человека, но тяжелых по факту больше. Планируют открыть еще одно.

Спрашиваю, насколько это сравнимо с прошлым годом, когда коронавирус был в новинку и все боялись заразиться.

- Разница огромная! В этот период год назад у нас лежало около сотни человек, из них пять - семь - в реанимации. Нынешние цифры вы знаете. Люди расслабились, а вирус косит уже даже молодых и вполне здоровых, кто никогда не ходил к врачам. Конечно, среди тяжелых много тех, у кого есть сопутствующие заболевания: гипертония, сахарный диабет, ожирение, сердечно-сосудистые патологии. 

У них болезнь проходит тяжелее. Но не скажу, что здесь все такие. Много тех, кто запустил болезнь, думая, что это просто простуда, - поясняет Олег Валентинович.

Мы одеваемся в защитные костюмы. Всю свою одежду нужно снять. Мне выдают хлопковые штаны и рубашку, пластиковые тапки, шапочку для волос, респиратор. Потом сверху надевают комбинезон с капюшоном, края которого подгибаются под защитные очки. Сразу становится жарко.

- Ну, это не жарко, - улыбается врач. - Вот когда на улице было + 35, тогда и правда было жарко. 

Мне почему-то казалось, что в «химзащиту» за эти полтора года уже «наигрались», что никто не ходит в таких костюмах, что к болезни привыкли. Но по факту весь персонал моногоспиталя закутан в комбинезоны и респираторы. 

Мы идем в лабораторию, где делают компьютерную томографию, чтобы я могла увидеть, как выглядят на снимках пораженные легкие. Томограф в моногоспитале свой, это большая подмога: можно делать КТ прямо в день поступления больного, чтобы понять степень поражения и назначить правильное лечение. Доктор поясняет: вирус стал гораздо агрессивнее, и за два-три дня поражение легких может развиться от 5 до 25%. 

- На снимках пораженные части легкого выглядят как белые пятна. Есть мутные размытые фрагменты - они называются «матовое стекло», это первая стадия. В более сложных случаях пятна более плотные, белые. Это так называемая консолидация: часть этих тканей зарубцуется и перестанет действовать, часть может восстановиться, - поясняет Андриана Гавриленко, врач, проводящая компьютерную диагностику.

Эти пораженные участки мешают дышать, переставая участвовать в подаче кислорода в организм. 

По сути, смерть от коронавируса наступает именно из-за этого: люди просто задыхаются и слабеют с каждым часом.

В лабораторию привезли на обследование мужчину на каталке: он как будто в полубессознательном состоянии, тяжело дышит, еле двигает руками, движения заторможены. Так выглядит больной в тяжелой стадии.

Выходим, направляясь в реанимацию. Навстречу мне везут каталку с телом, закутанным в черный мешок. Я останавливаюсь. Спрашиваю доктора: я все правильно поняла? Это повезли мертвого человека? Он кивает. 

Даже самый лучший режиссер вряд ли придумал бы более жуткое начало экскурсии по моногоспиталю. 

В реанимации все палаты заполнены: те, кто интубирован на ИВЛ, находятся в искусственной коме. Фото автора

Реанимация

Здесь тихо. Очень тихо. Только однообразно попискивают мониторы в палатах. Нас встречает заведующий отделением Владислав Филинов. Рядом с ним доктора в защитных костюмах заполняют карточки пациентов: думаю, не очень-то удобно писать в двух перчатках. Но выбирать не приходится.

- Свободных мест нет, к сожалению. Как только освобождается, сразу поступает новый больной, - говорит заведующий. 

В палатах лежат по два-три-четыре человека, все палаты заполнены. Те, кто интубирован на ИВЛ, введены в медикаментозный сон. Те, кто лежит под кислородными масками, в сознании, но почти не шевелятся: тяжело. Многие лежат на животе: это так называемая прон-позиция, помогающая облегчать дыхание. 
Проходим палаты одну за другой: под реанимацию выделен целый этаж. В одной из палат на животе лежит мужчина и громко стонет в кислородную маску. Но на нас никак не реагирует, как будто не замечает. Врач поясняет, что, когда в крови мало кислорода, наступает гипоксия, и люди находятся в спутанном сознании, не совсем осознают, где находятся. 

Помимо кислородной поддержки, больные получают лечение антибиотиками, им дают кроверазжижающие и противовоспалительные препараты. 

Впечатление тяжелое: я не представляла, что в реанимации может быть так много людей. Мне всегда казалось, что это крайний случай. А здесь среди этой тишины так много людей на грани! И неизвестно, кому из них повезет уехать отсюда домой. 

Врач Андриана Гавриленко анализирует снимки КТ. Фото автора

Выздоровление

Спускаемся в отделение, где лежат менее тяжелые больные. Но и тут тишина: практически все лежат. Никто не ходит по коридору, не болтает, нигде не гоняют чаи и не смотрят телевизор, как это бывает в обычных больницах. У многих высокая температура и гипоксия, а это отбивает всякую живость и охоту к общению. К каждой кровати подведены кислородные трубки: ими пользуются по необходимости. 

Меня знакомят с Иваном Кузнецовым, который переведен сюда из реанимации: к счастью, он идет на поправку. Он рассказывает, что работает водителем городского автобуса в Череповце, что дома - жена и двое детей: старшему сыну 21 год, а младшему - всего девять.

- Меня перевели сюда из городского роддома, где еще один ковидный госпиталь. Там мне стало хуже: больше недели температура была под 40. Ее сбивали, но она снова поднималась. Потом начал кашлять: врачи сказали, что это от нехватки кислорода. Такая сильная слабость была, руки не поднять, а так-то я физически крепкий всегда был. Перевели сюда, в реанимацию. Я лежал в кислородной маске и думал, что дома все мои рыдают. Боялись, что не выкарабкаюсь. А мне всего 47 лет, так много еще хочется сделать… Вот это было самое тяжелое, - рассказывает Иван Николаевич. 

Спрашиваю, прививался ли он.

- Нет, не прививался. Жена привилась, а я не стал. Очень несерьезно к этому отнесся. Думал, если заболею, то посижу недельку дома, что это не страшнее обычной простуды. Серьезно ошибался, а сам чуть не крякнул. Теперь, когда поправлюсь, точно сделаю прививку, потому что не хочу этого кошмара снова. Болеть тяжело. И всем знакомым скажу, что лучше до этого не доводить. 

Иван Кузнецов, пациент моногоспиталя:

Думал, что если заболею, то посижу недельку дома. А сам чуть не крякнул. Теперь, когда поправлюсь, точно сделаю прививку. Потому что не хочу этого кошмара снова. Болеть тяжело. И всем знакомым скажу, что лучше до этого не доводить.

Идем по палатам, знакомимся с другими больными. Римма Николаевна подхватила коронавирус, когда попала в инфекционную больницу с ротавирусом. У нее гипертония, болезнь протекала в тяжелой форме.

- Я не прививалась, думала, что не подцеплю заразу. Ведь никуда почти не хожу, только до магазина, и то в маске. Боялась, что из-за гипертонии нельзя. Вот и заболела со всеми осложнениями.

Все, кого я ни спрашивала о прививке, отвечали, что не прививались. «Нет», «Нет», «Нет», -  раз за разом слышу я. Почему? Отводят глаза, пожимают плечами. 

Спрашиваю у Олега Валентиновича, много ли среди больных моногоспиталя тех, кто привит.

- Нет, два-три процента. На сегодня это 34 человека. Врать не буду: привитые есть и здесь, но ни один не попал в реанимацию. 

А значит, мешочка с его именем не будет перед входом в моногоспиталь. А значит, его домашние не будут рыдать. И это, пожалуй, лучший аргумент в пользу того, чтобы вакцинироваться. Я своими глазами увидела, что коронавирус - не просто простуда, что ежедневная смертность от него - не миф, и что моногоспиталь заполнен отнюдь не привитыми людьми. Каждый пусть сам сделает вывод.