Елена Моисеева не ожидала, что ее поддержит так много людей после увольнения

Фото: Александр Карташов

Экс-директор школы № 24 рассказала об огромной поддержке от нижегородцев

Увольнение директора Елены Моисеевой 18 июня вызвало бурную реакцию у родителей и учеников школы № 24. Ее уволили без предупреждения и без объяснения причин. Ранее ее родственник рассказал NN.RU, что одной из причин увольнения мог стать отказ выдавать имена школьников, ходивших на митинги оппозиции. Однако сама директор считает эту версию надуманной. Корреспондент NN.RU Александр Виноградов пообщался с Еленой Моисеевой. О ее отношении к политике, религии и современной школе — в нашем интервью.

«Я хочу, чтобы люди раскрыли карты, мне интересно, чем не угодила»

— Елена, ваше увольнение вызвало шумный протест у родителей, учителей, его сейчас обсуждает весь город. Ожидали ли вы такой реакции?

— Знаете, я не воевала, я даже сообщение в Facebook о своем увольнении оставила, когда прошел день. И только после того как меня Радченко (глава депобра Нижнего Новгорода. — Прим. ред.) удалил из группы директоров в «Вайбере», тогда я поняла, что сплетня пошла по городу, и оставила запись. И я не хотела давать никаких интервью. На следующий день я отправилась на дачу, и тут ко мне приходит письмо одной родительницы. Тут-то меня и накрыло.

— Что было в письме?

— Там мама писала про своего ребенка, которого я взяла в первый класс и который не умел говорить, а сейчас в девятом классе пишет НОУ по английскому. Меня сорвало. Понимаете, наказали не меня. Меня, можно сказать, освободили, а дети в чем виноваты? И я, честно, не думала, что так много людей поддержат. То, что сейчас происходит, меня правда поражает. Это доказывает что? Что люди учились в школе толерантной. Что их услышали. Что люди научились отстаивать свое мнение. Вот тогда я понимаю, что всё было не зря. Знаете, это потрясающий образовательный результат.

— Знаю, что вы собираетесь судиться. Уже подали заявление?

— Я хочу, чтобы люди раскрыли карты, мне интересно, чем не угодила. Они сейчас копают, придумывают истории какие-то.

— Вас же уволили по статье 278 Трудового кодекса, пункт 2. О чём она?

— Она позволяет просто расторгнуть договор без каких-либо объяснений. С директорами школ так можно. Закон уже давно работает.

«Общество опустило профессию ниже плинтуса»

— Вы до этого думали, что так могло произойти? Сверху не поступало «звоночков»?

— Понимаете, я ходячий звоночек. Всю свою жизнь. Мне отец еще говорил (отец Елены Моисеевой — педагог и вице-губернатор Нижегородской области в 1997–1998 годах Борис Духан. — Прим. ред.): «молчи и делай, как считаешь нужным». А я не могу молчать. Иногда невозможно молчать. Я считаю, какие-то вещи — они принципиальные, о которых нужно говорить. Кому это нравится? Ну вот, например, я вам сейчас говорю, что дети строем ходить не должны. Я еще против бессмысленных, странных, как я считаю, акций вроде «Окон Победы». Сразу скажу, что День Победы для меня — священный праздник, и это в крови. Но что в том, что ребенок нарисует девятку на окне? Это что-то изменит? Воспитание — это длинный процесс. А у нас стараются как будто это заменить какими-то фрагментарными действиями. Или напротив, было такое, когда Медведев был президентом, меня попросили убрать минуту молчания на линейке 1 сентября в память о детях Беслана. Потому что должен был выступить президент в прямом эфире перед школьниками и родителями. Я не убрала. Ничего страшного, я живая и работала. И до сих пор в школе № 24 каждый год проводится минута молчания на 1 сентября.

— Легко ли быть директором школы в современной России? Что самое сложное?

— Знаете, мне кажется, это боль, стыд, когда ты, директор школы, должна говорить, сколько учителя получают. Понятно, когда говорят о средней зарплате по региону, туда входят премии, надбавки. Но когда молодой специалист видит, какая зарплата базовая, он туда даже не суется. И в первую очередь для меня самая страшная боль — это коллектив. Я имею в виду непонимание учителей, нежелание развиваться, косность. Учитель, конечно, должен быть в какой-то мере консерватором. Традиции очень нужны, но и инновации очень нужны.

— Школа косная?

— Тут многое зависит от конкретной школы, от конкретного учителя. Но, в общем, да. Во многом из-за того, что общество опустило профессию ниже плинтуса. Ну не престижно сейчас быть в нашем обществе учителем. Я могу не доказывать это. Когда нередко лучшие из лучших думают: а стоит ли вообще идти в школу? И это не только финансовый фактор, но и ситуация общественного престижа. Поэтому приходят люди, которые привыкли просто отсиживаться. Потом учителя перегружены дико, и когда просишь, давайте прочитаем, скажем, книгу «Эмоциональный интеллект» Гоулмана… а на это уже сил нет.

«Отбор детей на умных и красивых — мне кажется, вообще это гнусно»

— Елена, какой школу хотели бы видеть вы? Вы называете свое учреждение «Школой диалога». Что это значит?

— Я считаю, учитель и ученик должны быть наравне. Нужно договариваться, и с ребенком в том числе. Важно не просто сказать «нельзя», а уметь объяснить, почему нельзя. А если это ваши амбиции, ваш гонор, тогда вы не правы. То же самое касается директора, учителя. Это смысл демократической школы. У нас, например, фактически нет селекции детей. Если есть место, я беру ребенка. И отбор детей на умных и красивых — мне кажется, вообще это гнусно. Есть теория Гарднера, которая показывает, что есть множество типов интеллекта, и от этого и должно всё строиться, что люди разные. У нас, как я говорила, не ходят строем парами. У нас есть SMART-классы, где ребенок может выбрать набор профильных предметов и развиваться в том направлении, которое считает интересным.

— Вокруг вашего ухода строится множество предположений. В том числе политических. Ведь скоро будут выборы. Как вы вообще к этому относитесь?

— Я всегда старалась обходить тему политики. Куда меня только не звали: и в «Штаб Навального» (организация признана судом экстремистской и запрещена в РФ), и в «Единую Россию», «Справедливую Россию». И я нигде, потому что я не люблю, когда мной манипулируют. Потому что это суть политики. Мне вполне достаточно было быть с собой и со своей школой. А знаете, звонить родителям, говорить «приходите на выборы» — у нас и так не очень высокий имидж перед родителями.

Елена против влияния политики и религии на образование

Фото: Александр Карташов

— А если предложат детям сходить на какую-то акцию от администрации или митинг?

— Я предложу им сходить, потому что они субъектны, назову свои доводы. А дальше они будут решать сами. Но политические митинги я ни одни не предложу. Ни правые, ни левые, ни красные, ни белые, потому что у нас в декларации ценностей школы записано, что мы вне политики и вне религии. Именно поэтому меня не очень любит РПЦ.

— Не любит РПЦ?

— Не совсем то слово, конечно. У нас нет уроков религиозного воспитания — вместо них светская этика. И с родителями по этому поводу нет недопонимания. Мы озвучиваем свою точку зрения, и нас слышат. Потому что религия — это яблоко раздора. Мы многонациональное государство. Никто этого не отменял и, я надеюсь, никто не отменит. Зачем нас разделять? Конечно, нужно знать базовые вещи о каждой из религий. Потому что государство у нас светское по Конституции. Поэтому давайте оставим светское государство и светскую школу. Если кому-то нужно религиозное воспитание — ради бога, есть воскресные школы, это их право.

«Я всегда говорила: не суйтесь. Вы умные люди, вы всё понимаете»

— А что дети говорят по поводу митингов оппозиции, Навальном?

— Мне сложно говорить, мы на эти темы не общались. Я только всегда говорила: не суйтесь. Вы умные люди, вы всё понимаете. И такие беседы, безусловно, велись. И, я считаю, это правильно. Потому что не надо детей втягивать в такие дела. Дети — это тонкая материя. Другое дело, когда собираются делать родительские собрания накануне в ковид, посвященные митингам, мне кажется, это странно. Я об этом говорила. Для чего это? Чтобы настроить против нас, учителей? Никому это не нужно. А сверху не понимают этого, дают отмашку — «срочно». На улице ковид, а мы должны родительское собрание провести! Я спрашиваю, а почему не по Zoom? Мне отвечают, что кто-то может записать.

— Что это за история была с просьбой сообщать имена участников митингов администрации?

— Я сама просто была поражена, что в кулуарах говорили. Что мы должны сказать, кто ходит на митинги. И я сказала, извините, уши надеру я и сама, а стучать на детей я не буду.

— А как педсостав относится к работе на выборах?

— А у нас никто там не работает. Восемь лет назад педагоги отказались от участия в выборах. Никто не сидит на избирательных участках. Мы предоставляем помещение, принтер и всё. Это было мое принципиальное решение. Потому что учителя должны учить детей, а выборами должны заниматься другие люди.

Елена Моисеева идет в суд, чтобы узнать, почему ее уволили

Фото: Александр Карташов

«Я что, как у Шевчука, террорист Иван Помидоров?»

— Расскажите, что это за проверка была накануне увольнения?

— Проверка была плановой. Проверяли хозяйственную деятельность школы за два года. Проблема только в том, что, раз проверка «плановая», должен быть план. А план вывешивается на сайте администрации города. А его-то и не было. И когда я через две недели пришла за разъяснениями по поводу правомочности проверки, они сказали: «Мы ничего не знаем, давайте вы в КРУ напишите». Я отправила заявление в десять утра, а в два они пришли меня увольнять. Ну, то есть они даже итогов проверки не дождались. Я что сделала? Я что, как у Шевчука, террорист Иван Помидоров, что меня нужно сразу отстранять? Ведь это бред.

— Сейчас, Елена, после всего, что произошло, что вы чувствуете? На что рассчитываете?

— Самое смешное, что эти последние дни — они и самые счастливые получаются, как бы странно это ни звучало. Потому что когда столько поддержки, представляете, какая энергетика? И тогда ты понимаешь, что это не зря. Я всё равно буду судиться, если меня не восстановят. Но при этом, если они вдруг скажут: «Родители, учителя, дети, я, представители власти — все садимся, обсуждаем кандидатуру директора. И освещаем это в СМИ, без дураков». И если потом удастся о чём-то договориться нам всем вместе, вот при таком раскладе я тогда в суд не пойду. Сейчас самая большая моя боль — сохранение школы.