Он мог стрелять с двух рук одновременно и откликался на имя Цезарь, а за его голову фашисты назначили награду в 25 тысяч немецких марок. Таковы факты биографии нашего земляка, чекиста Николая Сеничева, материалы о котором хранятся в музее регионального УФСБ и Государственном архиве Вологодской области.

За годы войны белорусские партизаны пустили под откос более пяти тысяч эшелонов врага, взорвали свыше 400 мостов. Есть в этом и весомая заслуга «Северных».
Фото с сайта «Подвиг народа»

Недоучившийся историк

Когда в ноябре 1943 года на окраине оккупированного гитлеровцами белорусского города Глубокое без всякой видимой причины на воздух взлетела паровая мельница, моловшая муку для тыловых гарнизонов врага, немцы поначалу списали все на самоподрыв котла. Следствие показало, что к хорошо охраняемой и обнесенной двумя рядами колючей проволоки мельничной площадке минимум в течение недели никто из посторонних не приближался. 

И только когда на близлежащей железной дороге прогремела серия взрывов, а потом сгорел и местный льнозавод, в городе начались масштабные облавы на подпольщиков, впрочем, тоже завершившиеся безрезультатно. Лишь через месяц гитлеровская агентура донесла, что диверсии в Глубоком - дело рук особой группы «Северные» под командованием некоего Казака и его заместителя Цезаря. Именно под этим псевдонимом в отряде и знали нашего земляка Николая Михайловича Сеничева, не раз выполнявшего рискованные задания по ту линию фронта. 

Уроженец белозерской деревни Лохта, он вырос в многодетной крестьянской семье, с подросткового возраста трудился в местном колхозе. По комсомольскому набору отучился в Кирилловском техникуме политпросвещения, работал инструктором в районе. Успел отслужить год в кавалерийском полку, после чего поступил на первый курс исторического факультета Вологодского пединститута.

В 1939-м, когда разразилась финская война, недоучившийся историк подал заявление, чтобы уйти на фронт добровольцем в составе лыжного батальона, но на сборном пункте на смышленого и физически крепкого паренька обратили внимание особисты, предложившие службу в органах госбезопасности. Вскоре Николай Сеничев становится оперуполномоченным, а потом и следователем Вологодского управления НКВД.

С началом Великой Отечественной войны часть вологодских чекистов ушла на фронт, часть вошла в состав специальных групп НКВД-НКГБ, призванных активизировать партизанское движение в тылу врага. В одну из таких групп, действовавших на территории Белоруссии, был включен и Николай Сеничев.

Одна из редких послевоенных фотографий Николая Сеничева.

Записка на гильзе

К лету 1942 года в белорусском Полесье действовали уже сотни отрядов народных мстителей, объединявшихся в целые партизанские бригады. Но подобная массовость имела и обратную сторону: среди тысяч людей, примкнувших к партизанскому движению, под видом бежавших из плена солдат или доведенных до отчаяния местных жителей порой скрывались и завербованные врагом лазутчики. 

После того как несколько партизанских командиров было убито выстрелами в спину, а часть отрядов сгинула в хитрых ловушках карателей, в каждое крупное партизанское соединение стали направлять с Большой земли особистов-универсалов. Они хорошо владели навыками диверсионной деятельности и имели большой опыт оперативной работы. Вот и в насчитывавшей больше тысячи бойцов партизанской бригаде батьки Миная (Миная Филипповича Шмырева) функции особиста-универсала пришлось взять на себя Николаю Сеничеву во время своей первой большой командировки по ту сторону фронта.

Комендантом главной базы партизанской бригады только что был назначен улыбчивый здоровяк Савчук, пришедший к народным мстителям за три месяца до этого вместе с очередной партией пополнения. Прошедший проверку боем, этот внешне доброжелательный и всегда готовый справиться с любой хозяйственной задачей человек пришелся многим по душе. Воды и дров для кухни добыть, а то и провизией из деревни под носом у немцев разжиться - все мог безотказный и расторопный Савчук. В общем, находка для отряда да и только.

Попал под обаяние новичка и сам батька Минай, без тени сомнения утвердивший его на роль коменданта. А вот Сеничев на все посулы улыбчивого Савчука организовать «хорошую баньку в честь прибытия», наоборот, насторожился. Что-то интуитивно не нравилось ему в расторопном коменданте, и он осторожно следил за этим человеком. 

Но шли дни, все было спокойно. Через две недели по заведенному порядку партизанский штаб сменил свою дислокацию. Сеничев ущел вместе со всеми, но потом вернулся и занял наблюдательный пост за широкой сосной. И не зря! Уходивший в числе последних Савчук огляделся по сторонам, выкопал небольшую ямку, что-то бросил туда, закопал и, все так же оглядываясь, ушел вслед за остальными. В тайнике оказалась гильза с нацарапанным на стенке посланием: «Новый штаб - в квадрате 46».

Пришедшему с докладом Сеничеву батька Минай поначалу не поверил. Не может быть, чтобы такой справный да гарный хлопец оказался предателем! Но вологжанин убедил партизанского командира провести еще одну проверку. Савчука в тот же вечер под благовидным предлогом отправили в другой отряд, а штаб немедленно еще раз перевели. Еще через день по опустевшему 46-му квадрату прицельно отбомбились сразу шесть вражеских «Юнкерсов». Лжесавчука, оказавшегося немецким агентом совсем с другой фамилией, потом судили партизанским трибуналом без права обжалования приговора.

Дрова с начинкой

Дальняя командировка в составе спецгруппы «Северные» стала для вологжанина уже третьей по счету за линией фронта. В этот раз пришлось действовать не в партизанском Полесье, а в северо-западной части Белоруссии, где народных мстителей было немного. Вот и «Северных» оказалось только восемь: командир, два его заместителя, четверо бойцов да девушка-радистка. Действовать надо было не числом, а умением да смекалкой. 

Из числа полицаев и назначенных немцами сельских старост навербовали себе помощников. Кандидатуры отбирал Цезарь-Сеничев и ни разу не ошибся: спецгруппу так никто и не выдал. Вологжанин же разработал план операции по уничтожению паровой мельницы в Глубоком. Взрывчаткой незаметно начинили проделанные емкости в дровах, которые доставлял на мельницу родственник начальника местной полиции, подрядившийся снабжать оккупантов топливом. Ну и доснабжался… По той же схеме - маломагнитные мины внутри дров - «Северные» впоследствии больше чем на месяц вывели из строя и электростанцию в Глубоком.

Немецкая контрразведка умела работать. Вскоре через осведомителей гитлеровцы уже знали имена руководителей группы. За живого или мертвого Казака - Петра Максименко - была обещана награда в 50 тысяч рейхсмарок, голову Николая Сеничева оценили в 25 тысяч марок.

Но, пусть и неся потери, разросшаяся к тому времени до 30 человек группа продолжала действовать. На ее счету - еще несколько диверсий на станции и на железной дороге. Причем однажды, чтобы подобраться к охраняемому полотну, бойцам пришлось пролежать в снегу больше суток. Но задача была выполнена: очередной эшелон с гитлеровским пополнением и техникой не доехал до фронта.

Одной из самых крупных операций «Северных» стала совместная с партизанами атака на крупный гарнизон в деревне Порплище. Сигналом к штурму стал взрыв дота на окраине: беззвучно сняв часового, бойцы черед дымоход бросили внутрь связку гранат. Воспользовавшись возникшей неразберихой, разделившиеся на две группы подрывники «Северных» начали минирование мостов, и в скором времени они были взорваны. Результатом успешной операции стало прекращение движения на железной дороге Молодечно - Крулевщина на четверо суток.

«Северные» сковывали тыловые коммуникации врага вплоть до лета 1944-го, когда район Глубокого был наконец освобожден Красной Армией. После войны Николай Сеничев, грудь которого уже украшало несколько боевых орденов, был направлен на учебу в Высшую школу МГБ СССР на курсы преподавателей оперативно-чекистских дисциплин. Затем 13 лет он делился своим опытом в Горьковской межрайонной школе МГБ, после выхода в запас работал старшим преподавателем Горьковского факультета Всесоюзного юридического заочного института. Во время отпуска неоднократно приезжал на свою малую родину. Участвовал во встречах выпускников белозерской школы № 2. 

В 2004-м Николая Михайловича не стало, но память о нем жива. Недавно имя нашего земляка была занесено на страницы белорусской Книги Славы партизанского движения.