Что лучше — пытаться контролировать каждый шаг своего ребенка-наркомана или написать на него заявление в милицию? Созависимость — состояние, в котором находятся родные и близкие наркоманов и алкоголиков. Родители зависимых рассказывают, через какой ад им пришлось пройти со своими детьми, а психолог комментирует их действия.

Марина, инженер

Дочку я растила одна. Мы с ней жили вдвоем — общались, как две лучшие подруги. Могли смеяться и дурачиться по полночи. Когда Кате исполнилось четырнадцать, случилось что-то непоправимое. У нее появились подружки-гопницы. Они куда-то уезжали вечерами. Куда, я не знала, контакт был потерян. Но я успокаивала себя: у Кати переходный возраст, это проходит. Как-то я нашла у нее в вещах травку. Спросила:

— Откуда у тебя это?

— Это не мое — на продажу. Ты даешь мне мало карманных денег!

Я опять себя убеждала: молодое поколение — оно все такое.

Катя прилично закончила школу, поступила в вуз, защитила диплом и устроилась на хорошую работу — возглавила питерское представительство московской турфирмы.

Что ж, думала я, дочка выросла. Отношения у нас, конечно, не очень. Но главные опасности явно миновали.

Дочь много работала, но я не знала, куда она ходит и с кем проводит время.

Однажды Катя пришла домой, и ее всю ночь рвало. Она сказала, мол, сходила с друзьями в ресторан и съела там что-то несвежее.

Меня мучили самые страшные подозрения, но Катя все отрицала. А потом правда стала очевидна. Я обратилась к наркологу. Он сказал, что дочь, возможно, принимает инъекционные наркотики…

К следующему «специалисту» я пришла уже с дочерью. Я — в слезах. Катя — в отрицании болезни. Там нам с презрением сказали, что дочка «недоторченная» и пусть идет торчать дальше…

Дома я орала, скандалила, чего-то требовала от Кати. На людях старательно скрывала свою беду.

Я превратилась в охотника за информацией. Как-то по радио я услышала про организацию «АЗАРИЯ» и пришла туда на первичный прием. Мне дали адреса групп для созависимых, расписание лекций, на которых родственникам наркоманов рассказывали о том, как себя вести со страдающими этой болезнью.

Теперь после работы я шла не домой — на каждый день у меня было намечено мероприятие. Мне кажется, на обучающую литературу я тратила денег больше, чем дочка на наркотики.

Мне говорили: я должна отпустить Катю. Перестать ее контролировать. Пусть идет своим путем: наркоман не начнет выздоравливать, пока не достигнет дна. И у каждого оно свое. К сожалению, дно некоторых — это смерть. Задача родных — оставить наркомана в покое и дать ему достичь этого самого дна. Да, это риск. Но нет другого пути к выздоровлению. А родной человек наркомана тем временем должен идти своим путем, не лишая себя радостей жизни.

Первые два года я устраивала скандалы на этих лекциях и семинарах. Убеждала себя и окружающих в том, что мой случай — особый. У меня особенная дочь и необычная история. Но на самом деле это был классический случай, прямо из учебника.

Помню, на первом собрании группы созависимых я оторопела: они все что —деревянные? У них же дети гибнут! Как можно смеяться и улыбаться! Я пыталась доказать, в первую очередь, себе, что наркомания — это форма распущенности, а не болезнь.

А потом мне поставили диагноз: рак. После операции я поняла: мое состояние губит нас обеих: и меня, и Катю.

И я стала слушать то, что мне говорили. Я поняла, что значит «отпустить с любовью». Я перестала скандалить и контролировать Катю. Я не искала ее, даже когда она исчезла из дома. Я научилась отделять дочь от ее болезни.

Каждая из нас шла своим путем. Я даже обрадовалась, когда Катя потеряла работу — теперь у нее должны были возникнуть трудности с деньгами на наркотики.

Дочь то пропадала неделями, то появлялась. Как-то раз вместе с ней из дома пропали все ценные вещи. Я написала заявление в милицию и положила на стол в кухне. Сказала, что в следующий раз я его отнесу.

Я понимала, что могу потерять дочь, но знала и то, что эмоциональная независимость — единственный выход для меня.

И однажды дочь пришла домой — страшная, худая, изможденная. И сказала, что хочет лечиться: не может так жить дальше.

Мне удалось достать путевку в хороший реабилитационный центр для наркозависимых. Этой одной реабилитации Кате хватило, чтобы войти в стойкую ремиссию. В центре она познакомилась со своим будущим мужем. Они оба давно не принимают наркотики. У них двое сыновей.

***

Ольга Ильина, психолог Региональной благотворительной общественной организации «АЗАРИЯ»:

Чем больше родственники контролируют наркомана или алкоголика, тем меньше у него шансов «дойти до дна» — прийти к мысли о необходимости лечения. Одна из характеристик зависимости — отсутствие чувства ответственности за свои поступки. Поэтому нужно «отпустить» контроль, оставить зависимого наедине со всеми последствиями его заболевания: долгами, проблемами с законом, бытовыми проблемами, проблемами со здоровьем и т. д. Пока родственники решают проблемы зависимого, ответственность за последствия заболевания несут они. Зависимый это очень хорошо чувствует, у него нет причин бросить «колоться» или пить. Лишь когда заболевший сам сталкивается с «результатами» своей «деятельности», он может захотеть выздоравливать.

***

Татьяна, учитель истории

Моя дочь Лена всегда была самой умной и самой красивой девочкой. Она выросла в атмосфере всеобщего восхищения. Она любила, когда ее хвалили. И была падка на лесть.

Я работала в школе на две ставки. Воспитывала одна двух дочек. Жили мы втроем в одной комнате в коммуналке в центре Питера. А Лене хотелось хорошей жизни и красивых нарядов.

В семье она — старшая дочь — всегда была главной. Мы с младшей всегда ее слушали: она диктовала, куда мы едем, на что тратим деньги. Мне она казалась такой взрослой.

Лена не особо хорошо училась в школе. Когда я пыталась убедить ее в необходимости получать знания, она отмахивалась:

— Мама, чтобы жить хорошо, школьные знания необязательны.

Потом Лена начала пропускать уроки. Перевод из одной школы в другую ничего не поменял. Теперь я понимаю: она была неглупой, практичной, бесшабашной, коммуникабельной. Но взрослой она не была никогда.

Потом мне ее подружка рассказала, что Лена села в дорогую машину к мужчине, который остановился, увидев ее. С этим-то человеком она впервые покурила наркотик.

А дальше все покатилось. Она делала инъекции наркотика в щиколотки. Когда я ее спрашивала о том, что это за следы у нее на ногах, она отвечала:

— Мама, в подвале полно комаров. Они прилетают через вентиляцию и кусают меня.

Лене нужны были деньги на наркотики. Она наладила свой «бизнес»: сама занималась проституцией и торговала такими же малолетками где-то на трассе. Я слышала, как она отчитывала по телефону какую-то из своих «подопечных», которая оказала клиенту некую сексуальную услугу и не взяла за это денег…

В конце концов Лена призналась в том, что она наркоманка. Мне показалось, что я провалилась в какую-то черную пропасть. Я спросила ее:

— Что теперь делать?

— А что ты можешь сделать?

Я стала ходить на собрания группы созависимых. Я всячески старалась отделиться от Лены — и морально, и физически. Мы с младшей дочерью переехали. А к Лене подселился ее друг, тоже наркоман, и вскоре умер от передозировки.

В конце концов дочка попросила меня устроить ее на лечение. После выхода из реабилитационного центра она стала посещать собрания группы анонимных наркоманов.

Через пять дней она умерла от передозировки в одном из притонов в центре города. Ей было всего шестнадцать лет.

Я до сих пор не могу понять, почему это случилось именно с моей старшей дочерью — такой умной, такой яркой, такой уверенной в себе? Что я упустила в ее воспитании? Возможно, я слишком была занята и слишком доверяла дочери. Наверное, я была слишком слабо информирована. Иногда я думаю, какую блестящую жизнь прожила бы Лена, какую замечательную карьеру бы сделала дочь, останься она жива…

***

Ольга Ильина, психолог РБОО «АЗАРИЯ»:

— В семье главной была старшая дочь, она диктовала правила, по которым жили ее мама и младшая сестра. Лена была лучшей, все было для нее. Отношение к ребенку, когда его ставят на «пьедестал», создает зависимости. Еще одной яркой характеристикой зависимости является эгоизм. Чем больше запросов подростка удовлетворяются родителями, особенно если в семье есть еще дети, желания которых отходят на второй план, тем больше у него шансов приобрести зависимость. Ребенок вырастает избалованным, когда родители удовлетворяют его желания в ущерб своим собственным и желаниям других членов семьи. Выздоровление начинается, когда мама понимает, что она ходит на собрания групп поддержки не только, чтобы помочь выздороветь своему ребенку, а чтобы самой научиться жить полноценно. Для зависимых часто бывает шоком, когда созависимые начинают тратить время и деньги на себя, а не на них. И становится невозможно контролировать и шантажировать близких своим заболеванием.

***

Анна, инженер:

— Я пришла к эмоциональной независимости от состояний и настроений сына-наркомана через ненависть. Да, через ненависть к собственному ребенку.

Мы с мужем узнали, что наш сын Леша употребляет тяжелые наркотики, когда ему было шестнадцать. У него случилась первая передозировка. Его друзья-наркоманы сами вызвали «Скорую». Мы с мужем приехали уже в больницу.

Почему сын стал наркоманом? Наверное, попал в плохую компанию. Половина класса, в котором он учился, уже умерла от передозировок.

Сейчас я понимаю, что в первые годы болезни Леши я попала в глубокую созависимость. Сколько мы его возили в больницы! Сколько детокс-процедур он прошел — пальцев не хватит пересчитать! Сколько он вещей из дома вынес! Я страдала. Ругала его. И покупала новые вещи взамен украденных. Теперь я понимаю: вся моя жизнь превратилась в отношения с болезнью сына.

Он воровал. Все и везде, где только мог. Как-то он зашел в библиотеку и украл кошельки из сумок посетительниц. Его поймали. Я потом возмещала деньги жертвам кражи. Просила у них прощения. Добилась того, что они забрали свои заявления из полиции. Это было неправильно.

Очнулась я после того, как обнаружила, что живу в практически пустых стенах — Леша вынес из дома все что можно. К тому моменту мой муж умер. А сын уже приблизительно десять лет дрейфовал от одной короткой ремиссии к другой —через обострения болезни.

А потом я как будто озверела. И возненавидела Лешу. Я поставила железную дверь в свою комнату. Все более или менее ценные вещи, включая столовые приборы, я забрала к себе.

Леша все же умудрился стащить из дома микроволновую печь. Я, недолго думая, написала на него заявление в полицию. Ему дали год в колонии-поселении.

Сын вернулся из зоны. Я сказала, что жить его к себе больше не пущу.

Он устроился на работу, снимал жилье вместе с приятелем.

Потом мне позвонил этот его приятель и сказал: «Леша опять сорвался». Но это — на сегодня последнее — обострение длилось меньше недели. Сын сказал, что готов лечиться. Единственное, что я сделала тогда, — это оплатила некоторые анализы, чтобы его скорее взяли в больницу.

После реабилитации он наркотики не принимает почти уже два года. Живет с девушкой, они мечтают о ребенке.

Я спрашиваю себя: почему он стал таким? Нет, своей вины я в этом не вижу. Леша с детства отличался ленью. В школе отказался идти в математический класс, заявив, что не хочет тяжелой учебы.

Думаю, мои холодность и даже ненависть помогли сыну встать на путь выздоровления.

Но знаете, я иногда вспоминаю о тех вещах, которые Леша вынес из дома: о наших с мужем обручальных кольцах, о фарфоровых чашечках, которые нам подарили на свадьбу, об акварели «Портрет неизвестной», которую нашей семье удалось сохранить в блокаду.

Моя любовь к сыну постепенно вернулась. Но досада осталась.

Ольга Ильина, психолог РБОО «АЗАРИЯ»:

Так же, как зависимые, созависимые «доходят до своего дна». В этом случае ненависть Анны, как и заболевание Леши, оказались их «дном», оттолкнувшись от которого, они начали выздоравливать. Чем больше созависимый решает проблемы своего зависимого, тем сильнее он разрушает свою жизнь. В результате он начинает испытывать негативные чувства по отношению к наркоману. Одна из задач родственников наркоманов и алкоголиков — прекратить 24 часа в сутки жить проблемами употребляющего. И потихоньку восстанавливать собственную жизнь. Только в этом случае возможно не просто отделение, а отделение с любовью. Когда наша собственная жизнь еще не полностью разрушена, нам надо научиться разделять болезнь и больного. И совершать действия, которые приведут его к выздоровлению, — какими бы жестокими они ни казались.