Батюшков. С ума сойти-3

[Блогово]

Доказательство сумасшествия — 5

Батюшков боялся зеркал

Об этом писал и краевед Сергей Непеин в книге «Вологда прежде и теперь»:

«Душевное его расстройство было так велико, что он боялся зеркал».

Зеркал — или не хотел смотреть на себя? Но, впрочем, это только слова, чье-то мнение. Просто чей-то пересказанный рассказ, которому вовсе не обязательно верить. Для сравнения — мне в нескольких вариациях довелось слышать рассказ о себе самом, о том, как я лазал к даме сердца на балкон, на 4-й этаж...

Все бы ничего, но сия романтическая история не могла состояться по простой причине — я боюсь высоты.

Между тем — как он нарисовал свой автопортрет, ежели боялся зеркал?



Как у Батюшкова обстояло дело с зеркалами в реальности, можно прочитать в воспоминаниях Берга:

«Не глядя на меня, он подошел прямо к зеркалу; я увидел там его лицо и страшные глаза, дико сверкавшие из-под густых бровей; он также увидел меня; два раза окинул меня глазами; потом взглянул опять в зеркало, снял ермолку, взъерошил волосы, совершенно белые и низко подстриженные, надел опять ермолку, быстро повернулся и скорыми шагами вышел, или, можно сказать, выбежал вон».



Чудаковатость затворника — да, а болезненная боязнь зеркал — нет.

Симуляция... Зачем?

Еще и еще раз просматриваю воспоминания современников, сравниваю заключения врачей того времени и нынешних и снова убеждаюсь — сумасшествия не было!

А что было? Симуляция!

Батюшков просто устал...

Он прошел три войны — принял участие в прусском походе 1807 года, в войне со Швецией — 1808 год, участвовал в походе на Аландские острова 1809 года, а потом — Отечественная война 1812 года

Ранен в битве под Гейльсбергом, не раз смотрел в глаза смерти... Он был адъютантом сначала генерала Бахметьева, а затем генерала Раевского, а надобно заметить адъютант тех времен, в дыму сражений, поджерлами пушек противника разносивший указания полководца, весьма отличался от адъютантов XX века, греющих задницы в штабах, в глубоком тылу.

Он участвовал в битве под Лейпцигом, в которой был убит его друг Иван Петин и ранен генерал Раевский.

В 1816 году он вышел в отставку, с чином коллежского асессора, то есть — майором.А в это время его друзья уже были полковниками и генералами.

И — декабристами.

А вот это для Батюшкова было слишком...

«Батюшков... был воспитан в доме Михаила Никитича Муравьева. С его сыновьями был он в связи дружественной. Очень вероятно, что они открывали ему свое известное предприятие. Батюшков, с одной стороны, не хотел изменить своему долгу; с другой — боялся обнаружить сыновей своего благодетеля.

Эта борьба мучила его совесть, гнела его чистую поэтическую душу. С намерением убежать от этой тайны и от самого места, где готовилось преступное предприятие, убежать от самого себя, с этим намерением отправился он в Италию, к тамошней миссии, и везде носил с собою грызущего его червя.

А в это время уже была написана «Русская правда» Пестеля, по которой России грозила такая "демократия«,что Гестапо и НКВД показались бы драматическимкружком при ЖЭКе...

Для материального обеспечения восстания из полковых касс было выкрадено свыше 2 миллионов рублей. (немыслимая по тем временам сумма) Деньги были растрачены, и отступать заговорщикам было некуда.

«Вятского полка командир Пестель никогда не заботился об офицерах и угнетал самыми ужасными способами солдат, думая сим возбудить в них ненависть к правительству».

«Каждого Арзамасца порознь люблю, но все они вкупе, как и все общества, бредят, карячатся и вредят» (из письма к Гнедичу, январь 1817

Батюшков — по складу характера, по убеждениям -никак не мог быть участником заговора декабристов.

Он попросту не мог бы стать членом никакого «общества», а уж тем более «тайного», ориентированного на «диктатора», на единственную «программу» и т. д., — он был человеком другого сознания.

Но — и не мог — ДОНЕСТИ!

Он просил, чтобы ему позволили уйти в монастырь — отказали, более того — запретили.

Батюшков написал императорскому послу в Германии: «Устав от преследований Его Величества, Императора Александра, я даю подписку, я связываю себя клятвой в том, что никогда не уйду в монастырь. В том, что отказываюсь от брака с подданной Его Величества и что никогда не вернусь в Россию».

Вот после этого его НАСИЛЬНО привезли в Россию.

Батюшков не раз обращался с прошениями об отставке.

«Ваше императорское величество, всемилостивейший государь!

Поставляю долгом прибегнуть к вашему императорскому величеству с верноподданнейшею просьбою, которая заключается в том, чтобы вы, государь император, позволили мне непременно удалиться в монастырь на Белоозеро или в Соловецкий.

В день моего вступления за пределы мира я желаю быть посвящен в сан монашеский, и на то прошу верноподданнейше ваше императорское величество дать благоизволение ваше. У православного алтаря Христа, бога нашего, я надеюсь забыть и забуду два года страданий: там стану памятовать только монаршую милость, о которой вас умоляю, государь всемилостивейший.

Вашего императорского величества верноподданный

Константин Батюшков

Александр I подписал несколько «высочайших повелений» о Батюшкове. Последнее из них датируется 8 мая 1824 года и состоит из четырех пунктов.

«1. Объявить (Батюшкову. — В. К.) что прежде изъявления согласия на пострижение, государю угодно, чтоб он ехал лечиться в Дерпт, а может быть, и далее.

2. Выдать В. А. Жуковскому пожалованные 500 червонцев на путевые издержки Батюшкова.

3. Назначить для сопровождения курьера, который возвратится из Дерпта, если Батюшков там останется, или проводит его до Зонненштейна в противном случае.

4. Выдать паспорты для Батюшкова, сестры его и курьера».

В том же 1824 году Жуковский отвез Батюшкова в клинику Зонненштайне.

Четыре года, проведённые в ней, не дали облегчения. Бред и галлюцинации чередовались с периодами ремиссии. Больному становилось лучше; в такие дни он занимался рисованием, лепил фигурки из воска. Затем наступало обострение, в больном воображении возникали картины пыток, которым его якобы подвергали в клинике. «Хочу домой, в Россию!» — постоянно твердил он.

В 1827 году консилиум немецких врачей признал болезнь неизлечимой.

Ну, что ж, Батюшков — не единственный симулянт, который развел хваленых немецких психиатров, как лохов. Спустя 80 лет революционер Камо проделал тот же финт, симулируя психическую болезнь. Думается, что для образованному Батюшкову, владевшему языками, симуляция далась легче, чем малограмотному боевику.

Ускоренное производство сумасшедших в России

Когда говорят про карательную психиатрию, то имеют в виду исключительно Советский период — дескать, это Хрущев и Брежнев придумали для борьбы с инакомыслием.

На самом деле — еще Феликс Дзержинский вовсю использовал возможности карательной психиатрии — так, в психушку засунули известную революционерку-террористку, лидера партии левых эсеров Марию Спиридонову.

В феврале 1919 г. большевистский трибунал, судивший былых союзников — левых эсеров — за выступление 6 июля 1918 г., вынес приговор, напечатанный в «Правде» от 25 числа того же месяца. «...Принимая во внимание болезненно-истерическое состояние обвиняемой... изолировать М. Спиридонову от политической и общественной деятельности на один год посредством заключения ее в санаторий...».

Записка Дзержинского начальнику Секретного отдела ВЧК Самсонову от 19 апреля 1921 г.

«Надо снестись с Обухом и Семашкой (главные большевистские медицинские функционеры. — А.М.) для помещения Спиридоновой в психиатрический дом, но с тем условием, что бы оттуда ее не украли или не сбежала. Охрану и наблюдение надо было бы сорганизовать достаточную, но в замаскированном виде. Санатория должна быть такая, чтобы из нее трудно было бежать и по техническим условиям. Когда найдете таковую и наметите конкретный план, доложите мне».

Мария Спиридонова была помещена в Пречистенскую психбольницу. Так и начался скорбный путь по советским тюрьмам и больницам тюремного типа, и только в сентябре 1941 г. ввиду наступления немцев была спешно расстреляна вместе с другими заключенными Орловского централа.

Но Дзержинский и его ручные психиатры далеко не пионеры в деле превращения политических противников в сумасшедших.

Франция

Во времена II Империи Наполеона III заключение в психзаведения использовалась в качестве меры подавления движения сен-симонистов. Свыше 40 сторонников Анри Сен-Симона были принудительны помещены в психушки под предлогом того, что их политические взгляды являются признаком ненормальности.

США

В США карательная психиатрия применялась с конца 40-ых до конца 50-ых годов 20 века во времена гонений на левую интеллигенцию и антикоммунистической истерии. В психзаведениях пытали нейролептиками тех, кто выказывал сочувствие к коммунистическим идеям, но при этом не состоял ни в каких коммунистических организациях.

И у нас, в царской России, далеко не новость было использование психиатрии не в медицинских целях.

Для этих целей использовался Суздальский Спасо-Ефимиев монастырь. Здесь в 1766 была основана тюрьма для «безумствующих колодников», и содержались здесь политически опасные для власти люди.

«Содержать оных безумных в отведенных от архимандрита покоях, однако, нескованными.

Писать им не давать. Кто станет сумасбродничать, посадить оного в покой, не давая ему несколько времени пищи».

Среди заключенных первой российской спец-тюрьмы — и декабрист Федор Шаховской. За ним «следили неотлучно» — запрещали видеться с супругой, читать книги (в том числе — и свои собственные).

Шаховской объявил голодовку — и через три недели скончался.

В 1892 году сюда чуть не попал Лев Толстой, который написал статью «О голоде». Он писал: «Народ голоден оттого, что мы слишком сыты... Наше богатство обуславливается его бедностью, или его бедность нашим богатством. Все ясно и просто, особенно ясно и просто для самого народа, на шее которого мы сидим и едим».

Разумеется, в России не нашлось газеты или журнала, способных напечатать такую крамолу, и статью напечатала лондонская газета.

Наши "Московские ведомости«откликнулись: «пропаганда графа есть пропаганда самого крайнего, самого разнузданного социализма, пред которым блекнет даже наша подпольная пропаганда».

Еще один сумасшедший

После возвращения из-за границы Чаадаев ведет почти отшельнический образ жизни, избегая светских знакомых.

Император Николай I, прочитав 1-е «Письмо» Чаадаева, наложил следующую резолюцию: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной — смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного».

Результат — журнал «Телескоп» был запрещен. Издатель Н. И. Надеждин подвергся высылке, цензор А. В. Болдырев, ректор Московского университета, был отстранен от должности. П. Чаадаев был объявлен «сумасшедшим».

По свидетельству Вяземского, Батюшков в 1814–1815 гг. написал «прекрасное четверостишие, в котором, обращаясь к императору Александру, говорил, что после окончания славной войны, освободившей Европу», государь «призван Провидением довершить славу свою и обессмертить свое царствование освобождением русского народа»

Вот так и становились в ту пору сумасшедшими — написал обращение к императору с призывом освободить крепостных...