...Да-да, не стало у меня друга...
Когда-то запомнилось, что православные люди не принимают светскую формулировку: «ушёл из жизни». И в данном случае, я с ними согласен. Он не мог уйти... Ибо последние два месяца лежал, наверное, почти уже не вставая...
Сейчас нашёл его последнее письмо.
«Андрей, здравствуй!
Не помню, отсылал ли я тебе рукопись избранного. На всякий случай отправляю, чтобы ты имел представление о структуре книги, её наполнении. Это пока черновой вариант. Чистить буду потом. Отдельно отправляю стихи, которые я включил в книгу — и старые, и новые. Новые стихи из тех, что я в будущем намерен включить в книгу, о которой, помнится, тебе говорил. Ту, что я написал за год — 365 стихотворений, но ею займусь позже. Надо делать выбор. Не знаю, смогу ли издать избранное, но предпосылки есть.
Итак, принимай проект для ознакомления. Будут вопросы — пиши. Может, я не так понял твою просьбу. О каком очерке ты говоришь, о том, что уже написан и опубликован? Или речь идёт о чём-то другом?
Я по-прежнему чувствую себя неважно. До обеда хожу по врачам. Скоро у меня комиссия, а с обеда лежу. Силы оставляют. Такого со мной не бывало. Не знаю, что и случилось. Если я не приду на собрание, то объясни, почему я отсутствую. Мне не высидеть. Увы! Кстати, а во сколько собрание?
Завтра выписывают Иру. Буду встречать.
Удачи тебе, сил и вдохновения. Обнимаю.
Остаюсь на связи — ВК.»
Дата: 11 апреля 2013 года. Тут уже и не важно, что сообщал я ему о собрании Вологодской писательской организации, что просил он меня о предисловии к своему избранному, что надо было отправить в газету его очерк к
...Как-то снова отчетливо вспомнилась первая встреча. Это было ровно тридцать лет назад, в апреле или мае 1983 года. Уважаемый мною человек сказал, что меня разыскивает редактор газеты «Вологодский комсомолец». Я только послал туда свою первую статью, вскоре она вышла на целую страницу. Но я не был горд собой. Всё казалось: ну и что такого? Статья-то слабенькая. Собравшись с духом, всё-таки пошёл. Навстречу поднялся довольно высокий человек, в легком свитере, с какими-то просветлёнными глазами, и как доверчиво он протянул свою руку: «Владимир»!..
Дней через десять я снова к нему зашёл. Уже с новой заметкой. И стал к нему ходить каждую неделю за каким-то новым заданием редактора. И доходил до того, что через несколько месяцев он принял меня на работу корреспондентом газеты. Так, собственно, началась моя творческая биография. Всякий из нас, кто прожил вполне достаточно, знает, что в судьбе есть тот важный человек, которой помогает утвердиться в этой жизни. Таким человеком стал для меня Владимир Кудрявцев... Володя Кудрявцев...
Я всегда удивлялся: как много вокруг него людей! Это было какое-то наваждение. Было обычно так: если редакционная машина отправляется в какой-нибудь район, то набивалась под завязку. И вот, приедем в колхоз, а Володя говорит: «Ты иди в контору, а я тут с мужиками поговорю»! Или: «Ты отправляйся в райком, а я с ребятами из ПТУ постараюсь встретиться...» Нет, он не чурался и начальства, но ему всегда было интересней с «простыми людьми». Именно — кавычки, простых людей для него, конечно, не было. Они-то и были на первом плане в его мировосприятии. А потом и получалось: у меня интервью с секретарём райкома комсомола, а у него очерк о стороже фермы...
И потом, когда он стал «командовать» культурой Вологодской области, частенько брал меня в свои поездки. Где мы только не были! Объездили всю область! Тут вот вспомнилось: приезжает Валерий Гаврилин, он мне звонит из кабинета начальника управления культуры и говорит: «Приходи, может быть, это последний концерт лучшего русского композитора». К сожалению, так и случилось...
Так и в поэзии. Он был поэтом, а в Вологде быть поэтом многого значит! Тут ведь были Батюшков, Яшин, Рубцов!.. Володя был уже горожанином, но в стихах одна из главных тем: как там моя деревня, как мои односельчане? Что с моей родиной?.. Его любимый образ — Дом. Родной дом деда, где он вырос, дом, где жили мать и отец, дом, где жили жена и дети Ваня и Маша, Дом — Россия!.. И Дом — Земля! Это космогоническое, это «крестьянский космос»!
Живу не на окраине —
На Севере Руси.
Мои снега проталины,
Моя на небе синь.
В каком селе — угадывай,
Живу у светлых вод.
Под домотканой радугой
У клюквенных болот...
... Написал я о Володе книгу. Он её читал. Не хвалил, но приговаривал: можно и так! Конечно, можно и так. Я с ним соглашался. Ибо понимал, что души поэта постичь нельзя. Да, нельзя...
С рябины ягоды бруснит медведь.
Стучат рога лосей в безмолвной рани.
И солнце бледное стоит в тумане —
Само себя не может обогреть.
Стекают листья, по стволам скользя.
Их больше, чем грибов в моей корзине.
А из тарелки жёлтого груздя
Синичка клювом ловит по росинке...
Как-то я заметил, что почти все его стихи заканчиваются многоточием. Он сказал, что — да, жизнь бесконечна!
Только теперь я понимаю, что это и был смысл его жизни!
...Уже нет слов! Наверное, они придут потом. Но сейчас лучше помолчать, завтра — отпевание...