«Задача журналиста — зарабатывать деньги для тех, кто его нанял», «пропаганда должна идти по коммерчески успешным каналам», «пропаганда не должна быть явной», «дядя будет говорить, что писать и как писать». Вот некоторые фрагменты из выступления замминистра связи и массовых коммуникаций Волина на журфаке МГУ. (Полностью здесь)

Все эти речения погрузили меня в какие-то странные размышления с воспоминаниями. Я прекрасно помню те времена, когда пропаганда и журналистика были синонимами, а газеты назывались печатными органами (печатный орган райкома, горкома, ЦК). В начале 90-х партия и комсомол исчезли под обломками СССР, но часть изданий еще продолжала существовать (в наших краях это был «Вологодский комсомолец», например). По этому поводу ходила шутка: «Комсомола уж нет, а орган его остался». Некоторые из этих органов существовали недолго, другие поменяли название, третьи взяла под крыло новая власть и они существуют по сей день. На обломках бывшего «Коммуниста» в Череповце появилась газета «Речь», «Ударная стройка» стала «Курьером», областной «Красный север» остался в прежнем цвете.

Но, рыночные реалии для многих оказались непосильной ношей. «Речь» под руководством Николая Ненастьева какое-то время держала позиции, но ко второй половине 90-х практически все череповецкий СМИ купил Мордашов. С тех пор по понедельникам все главные редактора городских СМИ собирались в здании СБК «Северстали» на инструктаж. Контролем за череповецкой прессой занимался бывший заведующий отделом пропаганды и агитации череповецкого горкома КПСС Георгий Шевцов. Как-то на одном из балов, устраиваемых для прессы, Мордашов спросил:

— А кто при коммунистах в Череповце прессу контролировал?

— Георгий Егорович, — ответили ему.

— Как все в мире однообразно, — шутя, посетовал Мордашов, — Ничего не меняется.

Честно сказать, мне была не очень понятна эта страсть к скупке местных СМИ. Влияние их почти сразу сошло на нет, тиражи упали. Когда в 1992 году я работал в независимом «Курьере», его тираж доходил до 100 тысяч, последний раз эта газета попалась мне на глаза в 2006 с тиражом 4500. Хотя, может быть смысл и был в том, чтобы снизить влияние.

Строго говоря, на Вологодчине существовало лишь два независимых и по-настоящему крупных медиапроекта: «Русский север» Владимира Панцирева и «Премьер» Романа Романенко и Юлии Арсеньевой. Из двух крупных (не говоря уже о всякой мелочи) на плаву сейчас только «Премьер».

Мне было интересно, почему «РС» не смог пройти по этому минному фарватеру и как удалось это сделать «Премьеру»? А тут как-то наткнулся на два любопытных комментария образца 2001 года. Касались они ситуации с НТВ, а точнее разгрома старого НТВ.

«Есть ли доля истины в утверждении, что это, среди прочего, еще и попытка ограничить свободу слова?

Владимир Панцырев, шеф-редактор газеты „Русский Север“:

— Никаких попыток задушить свободу слова в России я пока не вижу по одной простой причине: когда пытаются зажать гласность, делают это не через прокуратуру, не через бухгалтерию... Есть другие рычаги, чтобы воздействовать на СМИ: всегда можно, условно говоря, „перекрыть рубильник“.

Роман Романенко, генеральный директор информационной группы „Премьер“:

— Такая опасность существует хотя бы потому, что региональные бароны воспринимают действия Кремля как модель для себя и как сигнал к действиям. Так что следом за „Мостом“ могут быть уничтожены те недобитки независимой прессы, которые еще кое-где сохранились».

Владимир Васильевич, вероятно, недооценил иезуитские методы «новых». К «РС» зашли именно через бухгалтерию. В общем-то, в современных условиях для власти не составляет большой проблемы показать большой кулак рекламодателям, мол, смотри у меня, не тем рекламу носишь! Ну, а на публике рассказывать про сулеж из подворотни и дурной менеджмент.

«Премьер» же, на мой взгляд, правильно рассчитал стратегию, выбрав широкую информационную политику, которая транслирует не отдельный набор мнений, а самый его широкий спектр.

Тем не менее, картина, по итогам двадцати с небольшим лет, получается довольно печальная. Но, давайте вернемся к пассажам Волина, а вернее к тому, что ответил на них Владимир Познер:

«Понятно, что если тебя нанимают, неважно кто — государство или частное лицо, то тебя нанимают с какой-то целью, но при этом ни те, ни другие не могут заставить тебя изменить журналистике.

журналистика — это такая же профессия, как, скажем, медицина, это профессия, которая требует от человека служения только одному хозяину. Этот хозяин — это твоя публика. Если ты этого не делаешь, если ты не считаешь, что главное — это служение аудитории, то ты перестаешь быть журналистом или им не становишься».

На мой взгляд, служение аудитории (читателям, зрителям, слушателям) имеет смысл в том случае, если аудитория принимает независимую прессу, как непререкаемую ценность. Иначе говоря, готов ли читатель за свои деньги нанимать журналиста для того, чтобы получать максимально полную, неангажированную и достоверную информацию, тратя на покупку газеты каких-то 80 рублей в месяц (цена двух пачек не самых лучших сигарет)?

Я временами слышу мнение, что бесплатные издания, которыми забиты наши ящики, в конце концов, окончательно добьют, условно говоря, платную прессу. Сладкое слово «халява». Насколько велика та часть аудитории, которая понимает, что бесплатный сыр кладется для того, чтобы ловить мышей? И у многих ли есть понимание того, что если кто-то платит за меня, он играет не по моим правилам, а диктует свои?

В реальности же печатных и непечатных органов вокруг нас становится все больше, вторая древнейшая процветает, а «четвертая власть» представляет собой лишь единичные, чудом уцелевшие островки. Так, может быть, замминистра Волин всего лишь суровый реалист и попросту констатировал факт?