Ни один другой город не оставляет такого ощущения заповедника XVIII века, как Великий Устюг

[Блогово]

Город Устюг был к нам с «Неизвестной Провинцией» не слишком благосклонным. Только мы прибыли, как небо нахмурилось, и два дня подряд с небольшими перерывами шел дождь. Впрочем, летом эта неприятность не слишком омрачает поездки, потому что в перерывах выглядывало солнышко, а наш заезд в основном был обращен на посещение музеев или музейных экспозиций в храмах.

Ни один другой город не оставляет такого ощущения заповедника XVIII века, как Великий Устюг. Пожары, революции, войны и общее неуважение к старому быту, старым заведенным порядкам и зданиям лишили нас совершенно России XIV, XV, XVI, да и XVII веков, того, что в европейских странах, в принципе не является особой диковиной. У нас история «на каждом шагу» — это возможно только с XVIII столетия, край — с последней четверти XVII-го. Такая, которую можно видеть не под музейным стеклом, не в виде редких образцов, а запросто живущую рядом с нами.

И это странно, потому что в Устюге, в общем, зданий XVIII столетия не очень много. В Твери намного больше (в Устюге что-то так с церквями вместе — около полусотни, в Твери — сотни полторы). Но в Устюге есть ощущение прикосновения к эпохе, у нас — нет. Это оттого, что в Устюге в большей степени, чем стены зданий, живет на них тот налет времени, когда кажется, что ничего не было после того, как в Успенском соборе отслужили благодарственный молебен об избавлении России «от нашествия дванадесяти язык».

Мне нравится гулять по этому городу, где густые заросли малины обступают храмы с иконостасами и лепниной, где в Гледине остается ощущение, что чтобы попасть в собор с одним из лучших русских иконостасов, надо сдуть пыль веков с его замков. По городу с изразцами, резными кирпичами, колокольнями и музеями.
Умом я понимаю, что лет тридцать назад, а тем более семьдесят это был совсем другой город, и ничего такого атмосферно-музейного в нем не было. Но Бог ее знает, эту музейную атмосферу, откуда она берется, какая химия срабатывает, что город, как старик, вдруг забывает недавнее, но отчетливо вспоминает давно минувшее.
Откуда же берется этот феномен? Из одной ли случайной сохранности памятников в советское время? Нет. Устюг потерял много, я бы сказал, бессовестно много. Читая мартиролог его погибших церквей, хочется иногда выть. И если осталось столько, то что же это было?

Устюг был крупным городом. Его население составляло в XVIII веке порядка 6-7 тысяч человек. Мало, скажете?

Во времена расцвета, когда весь Русский Север представлял собой плацдарм и базу для великого броска русских на восток, в Тотьме население достигало лишь трех с половиной тысяч, в Лальске и Сольвычегодске, когда эти города были первый — столицей промысловых купеческих династий, а второй — империи Строгановых — порядка двух- двух с половиной. Три тысячи человек — население тогдашних Старицы, Бежецка или Зубцова. Но вообще все русские города того времени были небольшими. Город в пять-шесть тысяч человек уже был крупным. Обитатели нынешних крупных городов могут не хихикать. В Ярославле тогда проживало 19 тысяч человек, в Твери — 15 тысяч. «Многолюднейшие» тверские города насчитывали в 1780-х годах: Торжок около 9 тысяч человек, Ржев — около 7. В Ярославской губернии не было и таких. Крупнейший после Ярославля Углич имел в 1790-х гг. всего пять с половиной тысяч населения. Примерно столько жило и в Ростове Великом.
Так что Устюг вполне себе мегаполис XVII–XVIII вв. В нем архиерейская кафедра, семинария, воевода, одно время — областное начальство. Это — богатые заказчики. Не слишком образованные, но так и лучше, меньше европейских понтов. С образованными чиновниками здесь всегда была беда, но, к счастью, количество и качество чиновников в это время никак не влияет на культуру того или иного города.

Устюг не был чиновничьей столицей, зато он был столицей художественного ремесла. В конце XVIII столетия здесь 35 цеховых иконописцев, 65 серебренников, 88 слесарей и кузнецов, 29 медников и оловянишников, 32 набойщика. Неожиданно нет столяров и резчиков, но, как пишет Челищев, «исправляют оное ремесло деревенские крестьяне, жительствующие не в дальнем от города расстоянии, которые обучались в Санкт-Петербурге». Лучшие резчики, как известно, приглашались еще из Тотьмы. Всего в городе и окрестностях имелось более пятисот мастеров; среди них, конечно, не все были великие, но если хотя бы десятая часть уровня протоиерея Василия Аленева и Алексея Холмогорова…

Цифры сумасшедшие. Это, по-видимому, сопоставимые цифры с Ярославлем времен его расцвета (я прямой статистики по нему не нашел). Из тверских городов того времени рядом можно поставить только Осташков, но общим числом мастеров Осташков Устюгу уступает. Остальные тверские города, включая губернскую столицу, плетутся далеко позади.

Так что Устюг — не то, о чем можно было бы сказать: «в каждом городе такое было, сохранилось только здесь». Нет. Было такое в отдельных губернских городах (например, в Архангельске, Вологде, Костроме, Тобольске), в некоторых уездных (например, Угличе, Торопце, Осташкове, Нерехте, Вязьме, Тотьме). «Консервный» XVIII век в России до 1917 года не был уж очень большой редкостью. Но не то, чтобы число таких заповедников превышало два-три десятка. Остался только Устюг.
Вот поэтому стоит ехать туда, смотреть, смотреть, впитывать. Изобилие его памятников складывается в картинку, когда к иконостасам добавляются изразцы, к изразцам — лепные завитушки, какие-то безделицы из собрания музея, железяки, кронштейны, кованые двери, какие-то неожиданные предметы одежды и мебели, невесть как уцелевшие в беге столетий. И начинает получаться целое, камертон, дающий понимание к прочитанному и увиденному о целом столетии 1690-1790-х гг. здесь и в других местах. В этом целом есть место иконе с ярким, могучим образом, и наивной картине с греческими богами, напоминающими не то попов, не то купцов, спьяну дурящих в общественной бане. Есть место фреске с назидательной притчей, с твердой и мудрой мыслью о неизбежной смерти, есть место — и тоже на стене храма — тщеславной надписи о слитии большого колокола (где теперь тот колокол…), есть место грезе о воинской славе, есть место изразцу с многократно по-разному иллюстрированным девизом «сие мне угодно».

С этим последним применительно к Устюгу я могу только согласиться.
Сие место очень угодное. Особенно летом, особенно туристу.