К полудню я был уже на середине пути. В Анисимовых Грядах в ожидании перевоза я поймал с причала десятка два толстых ельцов, и собрался было сварить уху, но не успел. Пришёл обшарпанный паром, на котором перевозили колхозные грузовики, скот и пешеходов, и повез меня в кампании со старым мерином, запряженным в телегу, на которой сидел в соломе седобородый мужичок, пенсионного возраста.
Мужичок внимательно посмотрел на меня, видимо пытаясь узнать, но, не узнав, спросил участливо:
- Откель бредешь, парнёк?
- С Николы, - отвечал без особого желания. Не хотелось раскрывать карты первому встречному. – На Ковжу иду.
-О! На Ковжу? – Оживился старик. - У меня там старшенькой сынок Борька работает на пилораме. Хорошо живет. Женат, внуки уж… Может, отнесешь им пирожка. Матка напекла из утра.
- А чего не отнести. – Согласился я. – Не велик труд.
- Ну, так садись на телегу. Подвезу километров пять. Ноги, поди, не казенные.
Я забрался в телегу, поставил в солому котелок с ельцами.
-Да, парень, - сказал мой попутчик разочарованно. – Это ли рыба для здешних краев? Вот, помню, у нас на Черной Гряде был рыбак. Пузырём его пошто-то звали. Так тот Пузырь ловил у плотины белуг. По шестнадцать пудов бывали белуги-то. Изымает такую, пропустит ей веревку под жагры и катит на ней до Череповча. А там, у причала, встанет и публике на потеху показывает по пятаку с носа. Потянет за веревку, белуга-то и всплывет. Потом эту рыбину в ресторан сдаст, деньгу выручит и обратно в Черную Гряду на тарантасе прикатит. С патефоном. О, как! А ты ельцов наудил и носишься с ними, как с писаной торбой…
- Как звать-то тебя? – Спросил он, наконец. – Толькя, значит. – А меня дедком Васей кличут. А прозвище мое на деревне – Эрятов. Это еще батьку моего так стали звать. Видишь ли, попу в школе чем-то не угодила наша фамилья – так то мы Щербаковы. Так поп тот и в ведомость батьку моего записал, как Эрятова. А на самом-то деле мы Андреевы.
Я не стал распутывать загадки дедовой фамилии, побоявшись запутаться еще более. Андреев, так Андреев, Эрятов, так Эрятов. Мне то что…
- А не рассказывал ли вам сын про колхозные дела. Ругают их в районе за показатели…
-Правильно и ругают, - согласился дед Василий. – Как не ругать? Вот уборка пришла, а они мух мотовилами по полям гоняют. Урожая-то нет…
-А почему нет? –Спросил я.
- А я вот тебе стишок прочитаю. –Загорелся дед Вася. - Наш мужик, с Мегры – это туда к Белому озеру село было, нынче затопило его. Так тот мужик, Викулов его фамилья, и написал. Слушай, коли:
За деревню выйдешь летом,
Рожь, к примеру, у ручья…
Рожь? А ржи-то, брат, и нету…
Чья работа? А ничья…
Наша, некого похаять,
Николай навоз возил,
Ванька с Петькою пахали,
Митрей, вроде, боронил…
Вот так, мил, человек! - Выдохнул дед. - Ответственности нет!
-Викулова я знаю, - сказал я, подивившись начитанности дедка Андреева-Щербакова.
-Да я, парень, как на пенсию вышел, всю библиотеку в деревне перешерстил. – Заговорил старик в такт ухабам. - И попалась мне книжка «Очерки земледелия». Какой-то ученый человек по фамилии Скорняков написал. Открыл я эту книжонку и обомлел: Был такой древний народ - шумеры. Писать они не умели, бумаги не было, так они на глиняных табличках клинописью записывали отчеты… Так вот их расшифровали ученые-то, и остолбенели. Оказывается те шумеры собирали урожаи сам - двести и сам - триста! Это на нынешние перевести, урожаи должны бы в четыреста-шестьсот центнеров получаться… А наши-то вон в «Согласии» 12 снимут и радуются… Это ж тысячелетия прошли! Техника вон куда шагнула, наука, химия…
Дедко Вася так разошелся, жестикулируя руками, что зацепил мой котелок, который с веселым звоном выкатился на дорогу, а улов мой оказался в заполненной водой колее.