Поехал я проведать художника Николая Сажина и его жену Анфею в деревню Конец.
Деревня их стоит в самом конце дороги, ведущей на Сондугское озеро, вкруг которого когда-то лет пятьсот, а может и больше, образовался целый куст деревень, объединенных одним названием - Сондуга.
Когда-то край этот славился богачеством. Дома – терема в два этажа с огромными подворьями…
Ныне в краях этих разорение. Будто злой дух Мамая побывал тут со своей беспощадной ордой: увел народ в полон, дома развалил, церкви разрушил стенобитными машинами… И только в редких домах по деревням Сондуги доживали век одинокие старушки.
Анфея Ивановна была в праздничном платье и цветастой косынке. Николай Прокопович был в белой рубахе, глаженых штанах и с расчесанной бородой.
- Поедем-ко с нами на Казанскую. – Хозяйка назвала деревню километрах в трех от их селища.
-Так, верно, там уже и деревни нет. Одна развалины, - сказал я с сомнением.
- Поехали, сам увидишь…
Мы поехали по разбитому проселку в сторону возвышавшегося на холме разрушенного и поросшего по куполам березами храма.
В деревне, куда мы приехали, среди разрушенных громадин один дом еще был жилым. На лавке у калитки сидел пьяненький гармонист неопределимого возраста в окружении нарядных старушек. Одна из них сразу останавливала на себе взгляд. Наверное, она была самой пожилой среди товарок, но глаза ее голубые были ясны и молоды.
-Это Платонида, - сказала мне Анфея. - Ей уж боле девяноста, а вот пришла пешком за пятнадцать километров сюда на праздник. На родину пришла.
Пошли в дом, в застолье, на пироги, стопочку горькой… Развеселились.
Скоро уже праздник вывалился на луговину. Гармонист заиграл местного русского, и бабушки встали в круг. У которой болела спина, у которой ноги, да и мало ли чего болит у деревенской женщины в восемьдесят и девяносто лет… Поэтому плясали кто с палкой, кто сразу с двумя. А вот бабушка Платонида управлялась своими ногами. И даже частушку пропела:
Вот и вся моя отрада,
Вот и весь мой интерес…
Пойду –выйду на дорогу,
Посмотрю на темный лес…
-Платонида-то глухая совсем, а пляшет, - сказала мне Анфея.
…Фантастическая была картина. Посреди разрушенной деревни, среди подступающего к огородам бурьяна и зарослей гигантских соцветий борщевика Сосновского звенела гармошка и полтора десяток старушек словно в магическом древнем ритуальном танце, заклинали вернуться в эти умирающие человеческие селища жизнь…
-В молодости-то Платонида, - опять заговорила Анфея, указывая на пляшущую в кругу девяностолетнюю бабушку, - уж такая была красавица, что и не высказать. Мужики, сказывали, от ее красоты с ума сходили… А вот не зря сказано, не родись красивой, а родись – счастливой. Вот ужо я тебе ее судьбу и перескажу. Сама-то она уж не скажет ничего…