За Белозером – Вещозеро, за Вещозером – Вож-озеро, в его волнах – убежище рыбаков, остров Спас, а за ним, на высоком берегу церковь-маяк: Чаронда. Бывший, покинутый людьми город на острове между озером и тремя болотами: Кильбовской чистью, Чарондской топью и Лешего Ношей. Сюда, в хижину дяди Леши, единственного жителя, я приходил в марте, на лыжах по льду озера. В это время здесь не было никого, кроме шедшего в сети налима, и ночевавших в лунках в полусотне метров от Лешиной хижины тетеревов. Ничего, кроме яркого света, звона капели и запаха слизывающего снег весеннего ветра. Этому счастью был один хозяин. У него была шапка с кокардой, штаны с лампасами, и он считал себя губернатором Чаронды. Дядя Леша и я возвращались с озера, вываливали рыбу, развешивали сети и покрытую ледяной коркой одежду, ставили самовар и слушали, как шипят в нем угли. Я брал грубые кованые щипцы, брал кусок пиленного деревенского сахара, раскалывал его, клал по кусочку в рот, запивал чаем и знал, что кроме темнеющего Вож-озера за окном мне ничего не нужно.
За Вож-озером – Лаче, за Лаче – Лекшмозеро, за ним – маленькое, похожее на кляксу Колодозеро. В каждом идет подо льдом налим, сушатся по берегам сети и вопят вокруг жирные от рыбьих кишок коты. Озера совершеннее рек тем, что не имеют начала и конца, а составляют замкнутый круг. Как улей из сот, север сделан из озер, больших и не очень. В них запасен мед его счастья. Ах, как хотелось бы распробовать его целиком, всю рамку, озеро за озером. Но жизнь коротка, озер очень много, а счастье бежит от тех, кто хочет поймать его, сделав несколько кадров из окна проезжающей машины. Нет, на Севере оно неторопливо. За звоном капели – грохот ледохода; за проталинами – первые комары; белые, как туманы, ночи; за ними морошка, черника, брусника и грибы; замерзшая на болоте клюква; тайна первого снега и первых осторожных шагов по еще прозрачному льду; и вот уже закружились метели, рассыпались и обернулись солнечным звоном. Год прошел, а ты так ничего и не понял, разве что прикоснулся на миг.
Я никогда не был на Колодозере, на берегу которого в деревне Погост двенадцать лет служил в построенной своими руками и руками друзей церкви отец Аркадий Шлыков. В течение девяти лет его жизнь, жизнь Колодозера, обитающих по его берегам людей фиксировала на пленку фотограф Екатерина Соловьева. Я листаю ее недавно вышедшую книгу, «Круг Земной», от начала и до конца, закрываю, иду на кухню, наливаю себе крепкого чаю, возвращаюсь в кресло, открываю и листаю по следующему кругу. Я вижу жизнь Севера, такой, как она есть, вижу простых людей, их доброту, и нищету, и надрыв, и вспышки невероятной красоты, в которых человек растворяется без остатка. Единственное, чего мне не хватает для полного счастья – это пиленного деревенского сахара. Но его там, где я сейчас, не купишь.
Каждый отдельно взятый круг когда-нибудь размыкается. Умер дядя Леша, последний губернатор Чаронды. Умер отец Аркадий, пережив выход Катиной книжки на четыре дня. Озера жилые одно за другим превращаются в нежилые. Но если представить их, как одно (не то ли, в котором прячется город Китеж?), то, верю, круг его не разомкнется. Пока движется подо льдом налим, пока бьют по берегам колокола.
В конце книги отец Аркадий говорит: «Сильные те из моих друзей, кто приехали, оставили здесь свое сердце, но смогли отсюда вернуться. А я слабый, я остался навсегда.» Для всех, оставивших на Севере часть себя – Катина книжка.
Приобрести «Круг Земной» можно с середины апреля в галерее братьев Люмьер и в творческой лаборатории «Среда», на Амазоне, на сайте издательства, но лучше у самого автора с подписью.
