Мы проснулись в Мариуполе, никуда из Украины уезжать не собирались. Так, мотнуться в Волноваху — в новостях прошло, что Мариуполь собираются брать с той стороны. Поэтому решено было съездить: проверить информацию, посмотреть, чем живет город в двух шагах от линии фронта. Да и фронта ли?..
На блокпосте на выезде из Мариуполя проверили документы. Только у мужчин.
Пустая дорога. Ехать час. Плюс-минус.
— Тут всегда так мало машин?
Водитель, местный мариупольский парень, с двумя высшими образованиями — таможенного брокера и юриста, — только смеется. Тед, американский журналист, просит: спроси у него, почему мало машин... Я спрашиваю. Водитель улыбается. Война. Я перевожу. Тед записывает.
Указатель "Волноваха" разрисован жовто-блакитним. И дальше вдоль по улице, ведущей в центр, все деревья жовто-блакитные: на каждом нарисован флаг.
— У нас флаг ДНР за все время висел, дай бог, чтобы два дня, — говорит Александр.
С ним и его другом Владимиром мы познакомились в парке. Александр называет свое имя, фамилию, место работы. Владимир — только имя. Это здесь обычное дело. Ни тут, ни в Мариуполе фамилии журналистам называть не любят. Поначалу Тед переспрашивал, почему. Уже не переспрашивает.
Обоим по 29. Кто повесил флаг ДНР? Толком не знают. Какие-то люди, приехали на машине — повесили и уехали. Кто снял? Тоже не знают. Кто-то.
— Кстати, в городе было два деенеровских флага. Знаете, где? На исполкоме и на здании милиции, — уточняет Александр.
Парни даже на референдум ходили. Но — за федерализацию, а не за ДНР.
Говорят нейтрально. Тут все так говорят, что при слове "наши" непонятно.
— У нас в городе так: у кого оружие — у того и большинство. Понимаете, мы люди мирные, — объясняют они.
Почему не уезжают? Родители не хотят. Особенно бабушки и дедушки — а как их оставишь?
Хорошие парни. Они не хотят ДНР. Они хотят мира.
«Утром просыпаюсь — смотрю в окно на исполком: наш флаг висит. Значит, еще поживу»
Шуршат сухие листья. Школьники возвращаются после уроков. 1 сентября. Волновахская мода — советская школьная форма с белыми передниками и белыми гольфами до колен. Шик: еще и туфли на каблуке.
—...Я не буду с вами разговаривать. Не записывайте меня. Я не могу больше. Я утром просыпаюсь — смотрю в окно на исполком: наш флаг висит. Значит, еще поживу.
Она из Волновахи. Я не записываю ее. Я запоминаю.
Две недели в городе нет воды. Воду подвозят, а дальше — ведрами на 5-й этаж. Еще есть колодец. Его выбрали почти до песка.
— Я много лет руковожу предприятием. А сегодня я не знаю, кто есть кто, понимаете? А многим вообще все равно. Мне плохо, понимаете? Не мучайте меня...
...Возле банкомата Ощадбанка очередь. Человека два-три.
– Это единственный работающий банкомат в городе, — говорит мужчина.
– Нет, там дальше по улице есть еще один, тоже Ощадбанка, — отзывается женщина.
– Я только оттуда. Там уже нет налички, — поправил его другой мужчина.
Он соглашается пообщаться. Ему под 60. Виктор. Из Донецка. Сварщик. В Волноваху переехал из-за обстрелов. За ДНР. Потому что "это наши парни, которые сражаются против олигархов".
– Что будете делать, если придет ДНР?
– Молиться, — говорит Виктор.
– А если украинская армия?
– Тоже молиться.
Он был бы похож на тюремного капеллана, если бы это была выборная должность среди заключенных.
– Вы за единую Украину?
– В Библии сказано: разделенное царство не устоит.
– Как общаетесь с соседями, которые придерживаются иных взглядов?
– В Библии сказано: старайтесь иметь мир со всеми.
...В супермаркете АТБ — пустые полки.
— Да они собирались закрываться два дня назад, распродавали все. Скидки были сумасшедшие, — говорит Владимир. Просто Владимир.
Я захожу в супермаркет, фотографирую пустые полки, охранник зовет менеджера.
Менеджер просит удалить фото. Я его убеждаю, что не удалю.
Один из сотрудников магазина, который просил его не называть, объясняет: нет, мы не закрываемся. Центральный офис дал команду работать в обычном режиме. Перебои с поставками есть. На Мариуполь поставки ведутся, а сюда центральный склад не отгружает.
— Даже сервисники к нам не хотят ехать, холодильники не обслуживаются, — говорит он. Зато все местные партнеры товар поставляют. Хлеб есть, молочка тоже. Круп — мало.
Да, говорит, два-три дня назад люди массово скупали продукты. Паника была. Кто-то слух пустил, что магазин закрывается. Но нет, неправда, все работает.
...Подъезд горсовета закрыт. В соседнем — земельное управление. Просим служащих помочь связаться с мэром, Сергеем Владимировичем Демченко. Зачем? Хотим у него узнать, какая ситуация в городе.
— Да какая ситуация — сами только в окно и смотрим... — говорит уставшая женщина.
Одна из служащих тем временем набирает мэра. У него совещание. Мы подождем, объясняю я. Хоть час, хоть два. Нам всего 10 минут. Пара вопросов. Надо же знать информацию из первых рук — кто, как ни он, пожалуйста. Хоть по телефону. Но мэр непреклонен: сегодня нет — завтра. Только завтра.
Я не понимаю, почему завтра.
...После Волновахи, в сторону Донецка — Бугас.
Проезжаем стационарный пост ГАИ. Совсем пустой. Никого.
Фотографируем указатель "Мины".
Тишина такая, как в мексиканском вестерне перед перестрелкой. В какой-то момент мы разворачиваем машину — решаем пообедать в Бугасе, заодно разведать, безопасно ли ехать дальше.
Официантка на вопрос, какая здесь власть, говорит: "Ну, тут пока Украина". Нейтральное "пока" звучит поразительно однозначно.
— Марина, — спрашиваем у хозяйки, — как идет бизнес?
— Плохо — с апреля. Очень плохо — уже где-то неделю, — отвечает она.
Обычно, вспоминает, тут бывало до 50 посетителей в день. На всю большую террасу мы одни.
— А сейчас?
— А сегодня мы пожарили 10 чебуреков, — смеется.
Восемь из этих десяти съели мы. На часах 17:00.
— Ничего, — говорит на прощание Марина, — завтра, надеюсь, будет лучше.
И это "завтра" звучит так же конкретно, как "пока".
«Заходите, заходите... Я вам покажу очень интересный магазин. Называется «А у нас ничего нет»
Пока мы едем в Новотроицкое, оно совсем близко, за соседним холмом, время будто замедляется. Жара сгущается, жизнь превращается в кино.
В придорожном магазинчике старая женщина продает лук, яблоки и яблочную сушку.
— Не треба мене ні про що питать. Мене і так каждий день питають «Бабушка, ви за кого — за ДНР чи за Україну? А я за кладбіще».
Возле соседнего магазинчика сидят двое мужчин и женщина-продавец — беседуют. Александру 30 лет.
— Как жизнь, Александр?
— Да ничего хорошего, — говорит он. — Работы нет. Не было войны — была работа. Трубы продавал. Дистрибьютором был. А теперь фирма свернула местный офис, товары вывезла. Ни работы, ни денег.
— Война — вон там, за тем холмом, — показывает он в сторону Еленовки.
Это близко. В Донбассе все близко.
— Днем тихо, — говорит он. — А вечером — стреляют. Каждый вечер спакованные сумки возле подвала...
Он устал.
— Заходите ко мне в магазин, — шутит женщина. — Заходите, заходите... Я вам покажу очень интересный магазин. Называется «А у нас ничего нет».
У них у всех очень уставшие глаза.
Я прошу сфотографировать. Я не вижу, что происходит сзади.
Она говорит, что уже фотографировать не надо.
И еще говорит: «Вот уж и поговорить нельзя...»
На другой стороне дороги, со стороны Еленовки подъехала машина. Из нее выходят четверо в камуфляжах. С автоматами. Идут к нам.
– Это кто поговорить не дает? Нацгвардия? — спрашиваю я деловито, пока они идут ко мне.
– Да, да, Нацгвардия... — говорит продавец. Теперь я понимаю: растерянно.
Мы идем навстречу — они ко мне, я к ним.
– Там спокойно? — машу в сторону Еленовки.
– Все спокойно, можете ехать свободно, там до самого Донецка укров нет, — отвечает мне один. У него нашивка "Новороссия". Зовут Вологда. Потому что он из Вологды. В Украине третий месяц.
— Регулярная армия? — спрашиваю я.
— Доброволец, — говорит Вологда.
За что воюешь, Вологда-гда-да?
За суверенитет Новороссии, отвечает Вологде-где-где, против олигархов...
— И фашистов, — добавляет его товарищ.
У него нашивка "Донецкая народная республика". У третьего нашивка "Кальмиус". Они вежливые. Девушка Татьяна — санинструктор. Совсем молоденькая.
– Наша цель — Мариуполь, а затем Киев, — говорит Вологда.
Вологда (второй слева) и его друзья
Завтра ему 47 лет. Они покупают арбуз. Вологда охотно отвечает на вопросы американского корреспондента и с удовольствием позирует с друзьями для фото.
— Happy birthday, — на прощание говорит Тед.
... Я никогда до этого не любила Азов. Мелкое море. До глубины идти и идти — устанешь брести, а не наплаваешься. Когда мы отдыхали в селе Широкино, в районе которого позавчера, 31 августа, подбили наши катера, мой друг острил: "А море у вас, наверно, Глубокино?"
Вернувшись в Мариуполь, я первым делом пошла на море. Нет, сначала я позвонила маме. А потом пошла на море. Любимое, как никогда.
Р.S. 2 cентября 11.30 знакомая звонит маме в Волноваху. Спрашиваю, какой флаг над исполкомом. Она говорит: «Наш». И добавляет: «Украинский».