Back in the USSR

[Блогово]

Ставший «бестселлером», текст Алексея Смирнова - De Arte, спровоцировал жаркую дискуссию, в ходе которой спорщики перешли от общего (онтологические вопросы искусства) к частному (хорошее/плохое искусство), а затем и на личности (дурак/сам дурак).  Поводом для раздоров и обид стало, кто бы мог подумать, искусство СССР. Временные и территориальные рамки понятны: с 1922 по 1991/ от Калининграда до Владивостока. Если вкратце «советское»  вспомнили, рассуждая о contemporary art, захотелось противопоставить что-то доброе, понятное, вечное – малопонятному, бездуховному, слишком монетизированному. Логика знакомая – пока европейцы и американцы упражнялись в формализме, деконструкции и прочих измах и циях, советские художники продолжали говорить с человеком на человеческом языке о нем родимом. Гейропа человека за экспериментами проглядела, а СССР подобрал. Я тут, конечно, утрирую, но суть спора была и есть именно такова.

Такова, и делает  спор наш симптоматичным. Не спор, а диагноз. В очередной раз мы убедились, что родом из детства, и что неважно куда нас занесла судьба, волнует нас по-прежнему одно – коллективное исподнее, вернее как к нему относиться.  Официальной-то версии нет, официально у нас была Великая страна и Великая победа.  Вот и не знаем: нос воротить, потому что шмонит или наоборот внюхиваться и даже находить приятные нотки?

Я не очень понимаю, что такое «человечное» искусство, и не верю в дегуманизацию западного современного искусства. Напротив,  столько сейчас уделяется в искусстве внимания человеческим проблемам, болезням общества, социальным, экономическим, психологическим аспектам бытия, что музеи больше похожи на исследовательские лаборатории, в которых художники ищут антидот капитализму, религиозному фанатизму и расизму. То есть, как бы, занимаются не своим делом. Простому зрителю художественная концептуализация левого дискурса –невдомек. Искушенному – скучна. Отсюда и упреки.

И я еще меньше понимаю, как советское искусство можно величать «человечным», когда в СССР занимались всем, чем угодно, только не человеком.  В связке цель-средства, человек был средством, а коммунизм целью. Впрочем, никто не знает, что было истинной целью. Некоторые писатели и Соловки – человеческим экспериментом называют. В Европе экспериментировали с формой, а у нас с человеком, может это имеют в виду, говоря -  «человечный»?

И, уж совсем, мне непонятна ностальгия по СССР. Если это память о Пастернаке, Ахматовой, Маяковском, Цветаевой, Мандельштаме, Платонове, Бродском, то может быть. Чистая радость от искусства, которое уж никак не классифицируешь «советским», тотчас же омраченная горьким знанием того, как «советское» с ними обошлось.

Если это слезы на глазах от «Баллады о солдате», «Заставы Ильича», «До свидания, мальчики», «Иванова детства», то не стоит забывать, как снимались эти фильмы: не благодаря, а вопреки.  И что Хуциев выжил и дождался 1988 года, когда с полки сняли полную версию, а Шпаликов погиб, Калик отсидел,  Тарковский эмигрировал.

Cписок жертв режима среди творческой интеллигенции продолжать можно, как говорится, до утра, только это утро нового дня, как видим, не наступило и поныне. Многим кажется, что и вчера было не таким ужасным, что и во вчера было что-то хорошее, человеческое. Так вот, я вам говорю, не было.

В Москве я снимаю квартиру в «генеральском» доме на Чистых прудах. Дом мой – прекрасный образчик праздничной сталинской архитектуры, наглядно, монументально пропагандирующей величие Страны Советов. Неплохой дом, перегородки, правда, тонкие, чтобы друг друга слышать и потом доносить.  Cогласно сайту mos.memo.ru из моего дома арестовали и расстреляли 72 человека. Конкретно из моей квартиры – Казанского Евгения Сергеевича, 1896 года рождения, русского, члена ВКПб, командира и военного комиссара 5-го стрелкового корпуса, комдива. Расстреляли 26.09.1937, место захоронения: Донское.

Я предпочитаю конструктивизм сталинскому ампиру не потому, конечно, что у Сталина руки в крови, в конце концов мастера конструктивизма тоже творили не в простую эпоху Военного коммунизма, он мне ближе стилистически и это мое личное. Но надо понимать, что в отличии от конструктивистов, которым повезло – недолго, но все же их чаяния и идеалы совпали с партийной линией – надо было рушить старый мир, архитекторы сталинской поры существовали не в творчестве, а в бесконечном компромиссе. Даже не с совестью, а со своим талантом.  Мне скажут – а что вы знаете про компромиссы? Вы тогда не жили. Не жили, но понимаем, что неправильно обвинять обывателя в том, что он не выходил на площадь, как Горбаневская. Не каждый человек способен на геройство, да и не обязан геройствовать. Обязан жить. Но если ты жизнь свою потратил на Лениниану, тогда брат, извини, что пол века спустя читают «Четки» и «Котлован», а не «Ленин и печник».  Авангардом занимаются искусствоведы всего мира, а соцреализмом – этнографы и антропологи, как материальным свидетельством бесчеловечной эпохи. Чтобы понять причину свершившейся бесчеловечности.

Я не знаю, как так получилось, что в музыке, литературе, кинематографе советского периода, были необыкновенной силы голоса, даже сопротивляясь власти, они оставались прежде всего художниками, а не диссидентами или нонконформистами. Может быть им претили любые формальности, не только советские. Но вот в изобразительном искусстве и архитектуре, таких голосов было очень мало, и опять же, с советским их не связывало ничего. И уж точно, не художники Пластов, Решетников, Орешников, Лактионов являлись этими голосами, их можно только пожалеть – представьте, каково это воспевать колхозный труд. Представьте, каково это – вместо искать, думать, сомневаться, - талдычить и рапортовать. Неважно о коммунизме, фашизме или капитализме. В «Bagatelles pour un massacre» Селин попытался со вторым, в «Атлант расправил плечи» Айн Рэнд попыталась с третьим. В искусстве вранье нивелирует талант. «Чистое» искусство ради искусства – вне морали, идеологии, философии, религии, эпохи – возможно только в декоративно-прикладной области.

История беспощадна и несправедлива. Особенно история искусств.  Сколько талантов кануло в Лету, из-за случайностей или по недосмотру. То, что сегодня, благодаря очень даже объяснимой моде, многие российские коллекционеры покупают соцреализм, вытаскивают его из пучины забвения – хорошо. Я только за. Но то, что соцреализм мне предлагают в качестве «человечной» альтернативы западному послевоенному или современному искусству, а советское европейскому – я только против.

Набоков писал:

« Я родился в стране, где идея свободы, понятие права, обычай человеческой доброты холодно презирались и грубо отвергались законом. Порою в ходе истории ханжеское правительство красило стены национальной тюрьмы в желтенькую краску поприличнее и зычно провозглашало гарантии прав, свойственных более удачливым государствам; однако либо от этих прав вкушали одни лишь тюремные надзиратели, либо в них таился скрытый изъян, делавший их еще горше установлений прямой тирании. Каждый в этой стране был рабом, если не был погромщиком; а поскольку наличие у человека души и всего до нее относящегося отрицалось, причинение физической боли считалось достаточным средством для управления людьми и для их вразумления. Время от времени случалось нечто, называемое революцией, и превращало рабов в погромщиков и обратно. Страшная страна, господа, жуткое место, и если есть в этой жизни что-то, в чем я совершенно уверен, - это что я никогда не променяю свободы моего изгнания на порочную пародию родины."

Я не молюсь ни на современность, ни на Запад. Однако в моей безродной и космополитичной душе есть место любой культуре, кроме советской.

Для восхищения советским теперь есть много мест – все эти шашлычные и чебуречные «Как раньше», все без исключения телевизионные каналы, пустеющие магазины, Госдума, большинство бумажных СМИ и много, много, много чего еще. Советское берет реванш. В том числе и в головах. От безысходности. А я не хочу от безысходности любить шпроты или художника Пластова. Я хочу, чтобы у меня был выбор кого и что любить. Извините.