Под маской плюшевого пледа. (Я знаю)))

«Жестокий романс» мы с мамой смотрели в ДКЖ. Дворец культуры железнодорожников хоть и был Дворцом, но тоже крутил киношки.

Зрительный был роскошный, со всеми театральными стигмами: сценой, кулисами, бархатными креслами, партером и ложами. Роскошь и великолепие!

Там как-то особенно понималось, что кино — это тоже искусство!

Я прекрасно помню момент, как увидев Мягкова в роли Карандышева, я подумала: «Чего это Лариса Дмитриевна ерепенится? Чего нос от жениха воротит? Он же такой невозможно прекрасный и сексуальный!

Дело в том, что я видела не Карандышева, а привычного мне Женю Лукашина. Такого милого московского доктора, уверенно покоряющего строптивицу. Его тихое, но настойчивое: «Да-да-да!», а затем вырванный с боем поцелуй Наденьки, уже несколько лет волновали мое детское предновогоднее воображение.

Ну, как можно ему отказать?

И с каким ужасом я наблюдала, как обаятельнейший Мягков-Лукашин незаметно превращается в жалкое, гнусное, омерзительное ничтожество. Я была просто потрясена этим превращением! Ну, и еще тем, как позорно я теперь вожделела Сергея Сергеевича Паратова.

Стыдом горели мои уши. Мне было 15.

Прощай, Женя Лукашин. Андрей Васильевич, нет смерти для тебя.