Я объявляю национальный траур.
По Кемеровским детям. По взрослым. По Тулееву траур. По нам всем. По каждому из нас.
Мне больно, и мне стыдно.
Это очень отличается от Беслана, от Норд-Ост, от всего отличается. Так как тут нет террористов, тут винить кроме нас самих некого...
Отличается от Трансвааль-парка, потому что это было очень давно, мы были в другой стране, не было такого потока правды отовсюду.
Отличается от Пермского ночного клуба, потому что там взрослые…
Тут уже нет никакого абстрактного виноватого. Тут все очень конкретно. Да и Кемерово - город очень сильный. Шахтеры.
Тут виноваты мы все. Каждый. Мы все поддерживаем эту систему лжи и коррупции. Я, например, паркуюсь неправильно и плачу взятки гаишникам, и не знаю, как быть, если перестанут брать. Мелочь? Нет. Часть системы. Я хочу по знакомству в больницу, в хорошую палату. Я готова думать о том, как мне разместить лежачих больных на 6ом этаже, когда при требованиях пожарной безопасности выше 2ого - нельзя. Это в моей организации самые ненавидимые мной расходы и бумаги - это все, что касается ГО и ЧС. Мне всегда жаль на них времени. Это я не помню, где в моей машине огнетушитель. И я вчера засунула в какой-то ящик, не читая, инструкцию по эвакуации при пожаре из моего гостиничного номера.
Тут все мы виноваты. И важно не забыть это, не превратить этот ужас в ещё одну из новостей марта 18 года.
Там мои дети, там нет чужих детей, там адская смерть, так умирали евреи в концлагерях…
И я объявляю общенациональный траур. В стране, где я живу - траур. Среди моих друзей и знакомых - траур. У моих коллег по работе - национальный траур. У медсестёр и врачей в хосписах по всей стране - национальный траур. Во всех благотворительных фондах - национальный траур.
Я не могу работать, дышать, жить не могу сегодня... и пусть долго ещё не смогу.
Это должно быть больно.
Это должно болеть. Сильно.
Без обезболивания.
Кемерово… иногда прощать нельзя…