Вологодские адреса Рубцова. Печальный дом-5

[Блогово]
Как это ни странно, но после смерти Александры Михайловны Рубцовой, жизнь семьи Рубцовых в доме на ул. Ворошилова, 10, продолжалась. К сожалению, в рассказе о дальнейших событиях придётся использовать источник не самый надёжный. Это воспоминания сестры Николая Рубцова – Галины. Их записывали, когда Галине Михайловне было уже очень много лет, они не отличаются фактологической последовательностью. И кое-какие «легенды» о будущем поэте идут от неё.
Ну, скажем, известный нам первый «бунт» Коли Рубцова. По одной версии хозяйка Ульяновская потеряла карточки, а заявила, что их украл Коля Рубцов. По другой – сама Галя Рубцова послала шестилетнего мальчика в магазин «у Екатерины», а он их потерял. Она его сильно отругала. Есть и другие подробности этой истории. Но что делает шестилетний Коля?!. Он убегает из дома! Галина Михайловна приводила, опять-таки, разные данные об этом факте.
 
Например, рассказывала, что Коли не было дома неделю. Она заявила в милицию, пришёл следователь с собакой, и собака нашла мальчика где-то в лесу, «под ёлкой»! Ну да, через семь дней собака найдёт следы в городе, в котором улицы затоптаны тысячами ног… Правда, я не знаю, может быть, есть и такие гениальные собаки!.. 
Тут же появляется легенда о том, что Коля в этом «побеге» сочинил своё первое стихотворение: 

Вспомню, как жили мы 
С мамой родною –
Всегда в веселье и в тепле…

Стихотворение длинное, со многими подробностями из той жизни. По словам Галины Рубцовой, она его записала вслед за Колей ещё в 1942 году. И оно – вот ведь чудо из чудес! – каким-то образом сохранилось (оригинала, впрочем, никто не видел). Просто надо знать, что сама-то Галина Михайловна вела очень подвижный образ жизни, много перемещалась по области, потом лишь оказалась в Череповце. Предположить, что сохранился именно этот листок из школьной тетрадки, скажем так, это из области ненаучной фантастики. Мне уже приходилось высказывать обоснованные сомнения в авторстве именно этого стихотворения. Хотя его по-прежнему много цитируют. Ну, что сделать, если кто-то легенды о Николае Рубцове ценит выше, чем правду жизни.

А вот другое стихотворение можно уже назвать «рубцовским», хотя тоже с известными сомнениями в его авторстве:

Раз, два, три,
Гитара моя, звени
Про жизнь мою
Плохую –
Мне хлеба не дают,
А всё не унываю
Да песенки пою.

Во всяком случае, где-то интонационно оно напоминает первое известное нам стихотворение 1945 года «Зима»: 

Скользят
Полозья детских санок
По горушке крутой.
Дети весело щебечут,
Как птицы раннею порой.

…Дальше опять начинается много странного в этом периоде жизни Коли Рубцова. Известно, например, что 12 июля 1942 года Коля и Боря Рубцовы были отправлены в Красковский дошкольный детский дом, это в 18 километрах от Вологды. Но вдруг, по воспоминаниям той же Галины Михайловны Рубцовой, Коля снова оказывается в Вологде. Совершил побег? Ушёл самовольно? Или всё-таки был направлен на лечение в Вологду, а уже из больницы его забрала сама Галя Рубцова?..

 
«Одно время его хотела усыновить женщина-соседка, – продолжаем делать выписки из воспоминаний Галины Рубцовой, – всё говорила, что «больно уж мальчик-то хороший, глаза-то как звёзды». «Отдайте его мне», – просила она… Потом она вдруг передумала, решила, что он хулиганистый. Я, конечно, заступилась: «Вот именно, что не хулиганистый, хороший мальчик». Как видим, два совершенно противоположных мнения о характере будущего поэта. И эти «противоположности» будут потом чуть ли не «красной строкой» во многих мемуарах и уже о взрослом Николае Рубцове.
 
Но надо заканчивать нашу повесть о «печальном доме» на ул. Ворошилова, 10. Биограф Рубцова Вячеслав Белков так завершал свой очерк «Печальный дом»: «В 1951 или 1952 году Николай Рубцов пришёл на улицу Ворошилова. На нём был нераженький пиджачок, кепочка. На крыльце дома номер 10 сидела молодёжь.
- Я бы хотел посмотреть, где мы жили.
- Как твоя фамилия?
- Рубцов.
- Иди, смотри. Жили вы у Ульяновской, но её сейчас нет дома.
Зашёл, посмотрел и ушёл. И больше ему никто ни слова не сказал, и чаю стакан не предложил…»
Но вот у нас появилась уникальная возможность узнать то, чего Николай Рубцов тогда увидел в доме своего раннего детства. Недавно бывшая вологжанка Галина Матвеева поделилась такими мемуарами: «Я помню этот дом в 1953-54 годах по адресу Ворошилова, 34 (или – 32? – ред.). Моей бабушки родная сестра жила в этом доме (Тюрина Александра Ивановна 1901 г.р.), а бабушка с нами жила через два дома по Ворошилова 40, кв. 8. И поэтому на время затопления комнаты мы забирали т. Шуру к себе. Напротив комнаты т. Шуры жили родственники Рубцова, самого Колю я не помню.
 
В этой комнате я была, мне запомнилось: в правом углу чёрная тарелка-репродуктор больших размеров с хриплым звуком, за дверями вместо кровати стоял сундук, на нём была солдатская шинель вместо матраца и чёрное тонкое одеяло, лампочка без плафона, вместо стола была широкая тумбочка. Женщина была одета: тёплый платок, фуфайка, кирзовые сапоги, поверх фуфайки был фартук. Когда т. Шура пекла пироги, она просила меня отнести угостить соседей Шадруновых и Рубцовых. Ульяновскую соседи не любили, она продавала "бормотуху" пьяницам и сама с ними пила».
Да, это драгоценнейшие крупицы воспоминаний. Биографы Рубцова предполагают, что этой Рубцовой могла быть Александра Андриановна Селина, первый муж которой действительно погиб на фронте. Возможно, с ней жил и брат Рубцова Боря, которого взяли из Красковского детдома в 1944 году. Но тут пока ещё много других загадок.
…А какова же судьба дома на Ворошилова, 10 (32)? В августе-сентябре 1969 года он пошёл на слом. Сохранились уникальные снимки этого события. Их сделал фотолюбитель В.Лисов. Между прочим, примерно в это время Николай Рубцов был в Вологде. И, всего вероятней, видел, как уходил в небытие «печальный дом» его детства. Жаль, что мы теперь никогда не узнаем, что он думал по этому поводу…