Господа, просьба не бросаться тяжёлыми предметами,  не кричать - Это всем известно! - а внятно ответить на простой вопрос: Что открыл Ломоносов?  (Кроме Московского  университета, с которым не все ясно, поскольку  к этому сильно приложился Шувалов, добившийся финансирования).

Тут через Вологду  будет проходить  «Ломоносовский обоз», (хотя официально Ломоносов через Вологду не проходил),  вот я и заинтересовался…

Я к слову, давно интересуюсь этой чудовищной многовековой   «панамой»   - дескать, крестьянский  сын  уж такой талантливый был, такой одаренный, что преодолел все  сословные преграды и бюрократические  препоны.
В это можно было бы поверить,  если не вспомнить  судьбу почти современника, талантливого  механика-самоучки Кулибина, сына  мелкого торговца-старообрядца. Уж он то был одаренным, несомненно, талантливым изобретателем, и что? Когда он в 1818 году умер,  вдова занимала деньги и даже продала настенные часы, чтобы было на что похоронить его…

И крестьянский сын Магницкий, автор знаменитой «Арифметики», многого бы добился, если бы не был племянником архимандрита Нектария?

За Ломоносовым был  чудовищный административный ресурс. После появления Михайлы семье Ломоносовых  стала поступать помощь казны. Свидетельством тому  -  постройка Василием Ломоносовым  на одной из  придвинских верфей «новоманерного» судна  - гукор с двумя мачтами, круглой кормой и плоским днищем. Постройка такого судна в то время  обходилась около 500 рублей, сумма по тем временам  весьма почтенная.  Достаточно лишь заметить, что Вологодское пригородное село Ковырино в 1705 году было продано Богдану Засецкому за 800 рублей.

Биографы Ломоносова советских времен неохотно признавали: «Нет оснований предполагать, что он мог обойтись своими средствами». И – никуда не денешься от сохранившихся документов! В описи 1710 года «отец»  Михайлы  Василий Ломоносов отмечен бедным 30-летним холостяком; по описи 1722 года, через десять лет, Василий превратился в богатейшего человека Архангельского края: у него появилась большая усадьба, рыбные промыслы, пруд для рыбы,  и уже упомянутый самый крупный в Архангельске двухмачтовый корабль на 90 тонн.

По официальной версии, Михайло  попросту убежал из дому, никого не спросясь, так всегда и считалось.  Но, оказывается, на руках он имел паспорт, выданный 9 декабря 1730 года холмогорской воеводской канцелярией, и в волостной книге Курострова  сохранилось поручительство за него в уплате подушных денег, в котором говориться,  что «Отпущен Михайло Васильевич Ломоносов  к Москве и к морю до сентября предбудущего  1731 года, а порукою  по нем в платеже подушных  денег Иван Банев расписался».

Житель Курострова,  Иван Банев, в воеводской канцелярии был лицом известным -   в 1728 году  он  доставлял из Холмогор в Куростров  гербовую бумагу,  представлял волость,  подносил  Воеводе и приказным подарки  от волости и т.д.
(Кстати, когда Ломоносов уже стал знаменит, его земляки по-прежнему платили за него подушную подать - 1 рубль 20 копеек, поскольку по документам первый русский академик еще числился... крестьянином в бегах!)

И вот крестьянский сын приходит  в  Славяно-Греко-Латинскую академию… В Московских Спасских школах записался 1731 года января 15 числа. Жалованья в шести нижних школах по 3 копейки на день, а в седьмой 4 копейки на день.
А указом синода от 7 июня 1728 года предписывалось « … помещиковых людей и крестьянских детей, а так же непонятных и злонравных, отрешить и впредь  таковых не принимать». 

Ну, подумаешь… И Миша называет себя  дворянским сыном. Если все так просто – отчего другие   крестьянские дети  не называли себя дворянами? Учились бы себе, горя не зная… А сколько лет Мише? 19 лет от роду.

А что говорится в указе  от 17 октября 1723 года, по которому держать недорослей  в школах после 15 лет не велено, «хотя б они   и сами желали,  дабы под именем той науки  от смотров и определения на службу не укрывались».
Ну, Ломоносову указ – «не указ». Через год, как и следовало ожидать,  вдруг вскрывается, что Михайло Ломоносов вовсе не дворянский сын.  И что – его выпороли, выгнали с позором? Нет, дальше учится, стипендию получает, да жалуется впоследствии, вспоминая, как мала была та стипендия -  три копейки в день… Нам сейчас трудно представить, что, собрав  эти копейки месяца за три, Миша мог купить корову, да еще у него могло остаться денег на сотню куриных яиц.

В 1734 году  предстояла  экспедиция в киргиз-кайсацкие степи,  в которую предполагалось  включить ученого священника.

Ну, интересная же командировка! И  Миша решает стать священником и 4 сентября объявляет, что его отец « города Холмогор   церкви Введения пресвятыя Богородицы  поп Василий Дорофеев», и что он жил всегда при своем отце, « в драгуны,  в солдаты и в работу  ее императорского величества  не записан,  в плотниках в высылке не был,  от перепищиков написан  действительного  отца сын и в оклад не положен».   (То есть, не принадлежит к податному сословию).
Ломоносов дает подписку,  что если в его показаниях что недостоверно,  « за то священного чина будет лишен и пострижен и сослан в жестокое подначалие в дальний монастырь»

Но, памятуя, что это заявление недавнего дворянского сына, его показания решают проверить через Камер-коллегию  и тогда он, в конце концов, признается во всем: «Учинил  с простоты своей и никто, ево,  Ломоносова, чтобы сказаться поповичем, не научил».

И что?

И ничего, кроме того, что глава Синода, сам Феофан  Прокопович сказал: « Не бойся ничего. Когда бы со звоном в большой  московский соборный колокол  стали тебя публиковать  самозванцем, я твой  защитник».
В 1736 году за границу отправляют трех студентов -  сына советника Берг-коллегии из Москвы 17 лет,  суздальского  поповича  16 лет  и  « Михайло Ломоносов,  крестьянский сын,  из Архангелогородской губернии,  … двадцати двух лет».  Годов ему маленько поубавили…

А денег – шибко прибавили! 300 рублей на дорогу, да ещё 400 рублей  ежегодно на проживание.

В Германии, в Марбурге,  а потом во Фрейберге, Ломоносов какое-то время учится горному делу,  не уклоняясь от обычных студенческих развлечений того времени – немецкие студенты считали своим долгом   буйствовать и безобразничать. Они шлялись  по городу шумными компаниями, врывались  в церкви во время похорон и свадеб, делали лихие налеты на купеческие лавки и погреба,  били стекла в домах, устраивали кошачьи концерты и по любому поводу драки. Вот Миша самоотверженно включился в студенческую развеселую жизнь, и много в том преуспел.

Потом Ломоносов начинает чудить по-своему. В декабре 1739 года учитель Ломоносова в Германии, во Фрейберге, горный советник Генкель рапортовал в Российскую академию о дерзости своего ученика: "Поручил я Ломоносову работу, какую обыкновенно и сам исполнял (растирать в ступке соли ртути. – А.П.), но он мне дважды наотрез ответил: "Не хочу!" Далее он страшно шумел, колотил изо всей силы в стену, кричал из окна, ругался..."

"Я узнал также, что он уже прежде в разных местах вел себя неприлично, ужасно буянил в своей квартире, колотил людей, участвовал в разных драках в винном погребке, братался со здешними молокососами-школьниками, с самого начала слишком пьянствовал, поддерживал подозрительную переписку с какой-то марбургской девушкой - одним словом, вел себя непристойно...” И всё сошло буйному студенту.

Генкель, следуя указаниям Петербургской академии наук, резко сократил расходы на содержание русских студентов и оповестил всех в городе, чтобы им ничего не давали в долг. Это сильнейшим образом обозлило Михайлу, тем более что в Марбурге дочка его квартирной хозяйки – вдовы Цильх – Елизавета Христина родила Михайле дочь, которой он не мог теперь оказать материальной помощи. Да и на винцо, которое Ломоносов всегда жаловал, не хватало. Вместе с недовольством приземлённой учёбой у Генкеля всё это толкнуло его на следующую дерзость: он самовольно покидает Фрейберг с единственным желанием вернуться в Россию.

Генкель пишет что перед уходом Ломоносов  в ярости «изрубил и изорвал на мелкие кусочки изданные мною книги, хотя они составляли его собственность», и при этом так бушевал,  что привел «все строение в сотрясение».
Уйти с учебы в то время значило уйти со службы. Даже просьба об увольнении с этой службы  каралась каторжными работами,  а побег  означал  неминуемую  смертную казнь.

Михаил начинает гулять по Германии,  с пробирными весами и гирьками в кармане, рассчитывая по дороге где-нибудь подработать, как горный мастер. По пьянке в кабаке вступает в армию, в королевскую прусскую службу,  быстренько дезертирует, и дальше гуляет по городам Германии  и Голландии.

Попытка встретиться с российским консулом оказалась неудачной, и Ломоносову ничего не оставалось делать, как возвратиться в дом вдовы Цильх. Было поставлено и условие – брак с её дочерью. Венчание с Елизаветой (он прожил потом с ней всю жизнь) в церкви реформатской общины Марбурга Михаил счёл за вынужденную шалость, скрыл по приезде в Петербург и не любил вспоминать впоследствии.

Но документы  свидетельствуют крестьянский сын на этот раз называет себя купеческим сыном:  
Запись в церковной книге реформатской церкви города Марбурга гласит: «6 июня 1740 года обвенчаны: Михаил Ломоносов, кандидат медицины, сын архангельского торговца Василия Ломоносова, и Елизавета-Христина Цильх, дочь умершего члена городской думы и церковного старшины Генриха Цильха»

В феврале  1741 года   академик Шумахер высылает  Ломоносову  в Марбург 100 рублей золотом на переезд в Петербург. 8 июня  1741 года  Ломоносов  как  ни в чем не бывало возвращается в Петербург, и сразу получает место в академии. Это только начало…

25 ноября  1741 года  в результате переворота Елизавета, дочь Петра, вступает на престол, и в первые же месяцы  производит  Ломоносова в адъюнкты  академии с содержанием 360 рублей в год! Рубль в день!

…В тихий осенний вечер в 1742  году  садовник при Академии наук Иоганн Штурм  принимал гостей у себя в доме. Вдруг вбегает заплаканная служанка с подбитым глазом и в порванной рубахе, а следом вваливается  Михайло Ломоносов, который и навесил служанке фингал, и заявляет, что пирующие здесь немцы злодейски похитили у него плащ - епанчу.

Лекарь Ингерманландского полка Брашке  с достоинством заявил,  что люди здесь собрались честные,  и странно слышать такие обвинения. В ответ адъюнкт академии  - ему в зубы! А потом хватает увесистую болванку – подставку для париков, и начинает  этой болванкой охаживать всех подряд. Обозвал  жену хозяина  «курвой» и ей тоже – по морде. От такого обращения беременная  супруга садовника  выскочила в окошко. И ее отцу, переводчику   немецкой камер-конторы   Грове – в ухо!  И бухгалтеру  книжной лавки при академии  Прейсеру – бац! Схватились за шпаги, маленько поцарапали друг друга,  но  крестьянский сын не унимался – порубал шпагой дверь, расколотил зеркало… Прибежали караульные солдаты,  караульный  велел  Ломоносову сдать шпагу,  но тот и ему  - в зубы!

Пятеро солдат и староста, наконец, скрутили буяна,  доставили на съезжую,   потерпевшие подали письменные заявления, и …
И  -  ничего!

Пошел  Михаил Васильевич  и как следует, похмелился. Подумаешь – немцев побил, делов-то.  Гастарбайтеры, понаехали тут…Справедливости  ради надо сказать,  что пыль он выколачивал и из кафтанов  своих коллег, академиков.

Апрель 1743 года: "...поносил профессоров отборной руганью, называл их ворами и такими словами, что и писать стыдно, и делал против них руками знаки самым подлым и бесстыдным образом..."
 И опять же, обходилось без особых  последствий. Подумаешь, посидел пару недель под арестом… Как раз в это время, когда он находился под арестом, к нему  приехала жена со своим братом, которым  он выслал деньги на поездку. 

Глава академической канцелярии,  герр Шумахер,   исправно покрывал проказы  Ломоносова. Так же был благосклонен  к нему и  сам ночной император,  Иван Иванович Шувалов.  Вот такие  были они люди -   только о том и думали – как  бы услужить крестьянскому сыну…

Прошу заметить  -  я вовсе не имею в виду, что Ломоносов все время только водку пьянствует и  бездельничает. Нет, он  много и плодотворно работает, а чтоб крестьянскому сыну  еще  лучше работалось, в 1753 году Елизавета Петровна  подарила ему поместье в  9000 десятин, чтобы он там построил стекольный завод, и несколько сот душ крепостных, что бы на этом заводе было кому работать. Ему дают дворянство и отваливают денег на скромный домик; на  Мойке  его дом стоял в одном ряду  с усадьбами князей Щербатова, Путятина, Тараканова. Самый большой дом и самая большая усадьба принадлежали коллежскому советнику и профессору  Михайле Васильевичу Ломоносову.

Дом в два этажа, с мезонином,  по фасаду 15 окон, (мой читатель, проходя по городу, прикиньте – какие  старые дома подходят по размеру). Входа в дом со стороны Мойки не было, лишь рядом с домом большие, запертые наглухо ворота.  Замыкают усадьбу два  флигеля, в которых жили мозаичные мастера,  здесь же разместились  погреба, конюшни, поварня.  Чуть подальше стояли сараи,   и каменный павильон  для готовых мозаичных картин, астрономическая обсерватория по последнему слову европейской техники, так что ему было где заметить, что  Венера «имеет знатную воздушную атмосферу».

В глубине усадьбы виднелись крытые зеленые аллеи, бассейн,  молодой фруктовый сад. Со стороны сада был широкий проезд к дому. Сюда к  нему подкатывали золоченые кареты сановников,  а когда в 1762 году на престол взошла  Екатерина  Великая, она запросто заезжала к крестьянскому сыну на огонек… Ну, генеральское звание  (статского советника) это  само собой. И сам Михайло Васильевич, не чинясь, заезжал во дворец, и при случае даже как-то надрал уши наследнику престола, будущему императору  Павлу.

Так что я остаюсь  при своем прежнем мнении  - больше вреда, чем пользы от  расхожей легенды: «…Как архангельский мужик, по своей и Божьей воле стал разумен и велик». Дескать, помогать юным талантам из провинции вовсе не обязательно. Мол, сами придут в Москву с рыбным обозом…

Так же, как Михаил Головин, ближайший ученик Леонида Эйлера, приехавший  в Санкт-Петербург   из Архангельска. (Точнее – крестьянин села Матигоры близ Курострова), казалось бы – повторение   биографии  Ломоносова, подтверждающее  возможность пробиться в науку самостоятельно, благодаря таланту.

Ну, так вот  что пишет о юном Мише Головине Михаил Ломоносов своей сестре Марье Васильевне,  матери Головина :  «... с самого приезду сделано ему новое французское платье, сошиты рубашки  и совсем одет с головы  и до ног… Третьего дня послал я его в школы здешней Академии наук, состоящие под моей командою, где сорок человек дворянских детей и разночинцев обучаются и где он жить будет и учиться под добрым смотрением,  а по праздникам и воскресным дням  будет у меня обедать, ужинать, и ночевать в доме.  Учить его приказано от меня латинскому языку, арифметике,  чисто и хорошенько писать и танцевать. 

Ломоносов озаботился  «…нарочито осмотреть, как он в общежитии  со школьниками уживается, и с кем живёт в одной камере. Поверь, сестрица, что я об нем стараюсь, как должен доброй дядя и отец крестной.  Также и хозяйка моя и дочь его любят и всем довольствуют…»

Пришёл с обозом  трески другой куростровец,  искусный резчик по кости и перламутру Федот Шубный – и Михайло Ломоносов устраивает его  придворным истопником, так как срок паспорта  Шубного истекал.
И уже 23 августа 1761 года Иван Иванович Шувалов затребовал в Академию художеств истопника Федота Шубного.  Жива была ещё Елизавета… Но умер  несомненно талантливый скульптор – в нищете.

Так вот,  господа,  мой  прежний вопрос  - поведайте мне, сущеглупому, что открыл великий русский ученый Михайло Ломоносов, кроме университета?