Оказывается, сериал идет про Валерий Ободзинского, а я не смотрю. Вот надо так изничтожить телевидение, что и интересное пропустишь. Валерия, как певца, не очень-то и чествовали, а я его обожаю. Оптимистический голос. Без кобзоновского патриотизма и без градского надрыва. Спокойный и уверенный. Как впрочем и большинство певцов того времени. Отбор был, воспитание.
- Эти глаза напротив, вот и свела судьба. Только бы не подвела...
Для нас пели. Помню, как-то на танцплощадке местный ВИА решил петь до тех пор пока хоть кто-то из публики остаётся. В пятом часу им все же надоело и пришлось заявить, что струны полопались, закончить танцы. А поредевшая публика могла и дальше танцевать. Танцы на танцплощадке были бесплатные под открытым небом, за вечер вся молодежь побывает.
Но, это в посёлке. А в Череповце танцплощадка была за оградой. Забор высоченный, штыри металлические метров пять будут, вверху острокованные. Сама площадка внутри ограды приподнятая метра на полтора. Сцена, кучки по разные стороны. Кто со спички, кто со сталеваров. По краям девушки, в середине драка волчком кружит. Дружинники из комсостава в воротах билеты проверяют. Рядом наряд милиции отдыхает, до отбоя в дела не вмешивается. Только изредка патрулируют парк, забитый скамеечками с парочками.
Публика в то время была все же постарше сегодняшней годов на пять, может и посерьезней. Не знаю, это не отложилось в памяти. У нас своя компания 15-16 лет, мы не на танцы ходили - на гулянки. Билеты редко покупали. В то время, что-то не припомню. Были какие-то контрамарки, ходы различные, да и так нас пропускали ближе к концу.
Помню, лезу я через ограду, плащ на мне болонья распахнутый, зацепился за пики, я и слетел сверху на площадку. Плащ в клочья, я лежу, хорошо не мой был, у друзей для конспирации заимствованный. Подняли меня дружинники, отряхнули. Полезай, говорят, обратно. Сволочные ребята попались, вроде как из военного училища. Креста, говорю, на вас нет. Нет, говорят. Пришлось лезь. А это уже не три метра с которых я упал. Полез. Легкий я был, и веселый. Летал как голубок.
И песни пели забористые, ввысь зовущие. Не решетчатый шансон. Над головой парк шумит, темень страшная, небо звездное. Воздух летний, ветерок свежий с реки. Разборки в кустах, крики тревожные. Беготня и веселье. И жизнь длинная, длинная впереди, как строящаяся БАМ.
Сейчас разве запоешь песню в четыре утра? Михалков сразу прибежит. Отдай, заорет, тыщу за нарушение авторских прав. А разве это не наше право песни петь? Или только осталось сказки слушать.