Про моего прадеда Андрея Сковородина известно крайне немного, всё больше из области легенд. Когда он родился? Почему на единственной фотографии он запечатлён в форме императорской армии? Нет ответов. Есть только догадки.

Итак, Андрей Тимофеевич Сковородин родился примерно в 1888 году. Год в семье вычислить просто. Его жена, моя прабабка Прасковья Семёновна родилась в 1881 году, сохранился её паспорт и свидетельство о смерти. Прадед был её моложе на 7 лет. Родился он в деревне Дуброва Лондужского прихода Шевденицкой волости Тотемского уезда Вологодской губернии. И всё.

Про местного священника того времени есть следующая запись: «Правдин Владимир. 16 ноября 1879 г. определён псаломщиком к Богородицкой Заячеростовской Вельского уезда Вологодской епархии. 23 мая 1882 г. произведён в диакона. 19 июня 1882 г. определён священником к Лондужской Ильинской церкви Тотемского уезда и 4 июля произведён во священника». Вероятно, он и крестил прадеда. Местная каменная Ильинская церковь была построена в 1844 году деревне Заречье. Вновь устроенный каменный холодный храм во имя прор. Илии освящён 18 октября 1878 г. А вот на этих фотографиях церковь почему-то деревянная, да и датировка совершенно иная - XVIII век.

На фотографии он явно с сослуживцами. Снимок сделан в фотоателье Филиповского в Сувалках (сейчас в составе Польши). Такой фотограф в Сувалках действительно был и звали его Иосифом (Юзефом) Эзрамовичем Филиповским. В интернете есть и другие солдатские фотографии производства его ателье. Оно находилось на Санкт-Петербургской улице. По всей видимости, это нынешня - центральная - улица Тадеуша Костюшко. В интернете ни про ателье, ни про мастера я почти ничего не нашёл. Это, видимо, что-то вроде логотипа:

В русско-японской войне он участвовать не мог (к моменту её начала ему должно было быть 14-15 лет, а в императорскую армию брали с 21 года от роду). Надо полагать, что он мог быть призван на службу не раньше 1910 года. Воевал ли в Первую мировую, неизвестно, но вполне мог. Известно, что в армии он был портным - шил шинели. Рассказывают, что когда-то в семейном архиве была фотография, где он стоял посреди казармы. Где она сейчас, неизвестно.

Один из самых любопытных эпизодов касается его пребывания в Ярославле. По семейному преданию, его в числе других посадили на некую баржу и отправили на середину Волги. Белые в этом предании фигурируют как противники - значит, он был на стороне красных. Как спасся, в предании не говорится. Но то, что спасся, очевидный факт. Такая баржа действительно могла быть - про неё есть в статье Википедии "Баржа смерти":

«Во время Гражданской войны в России их применение было отмечено во время восстания в Ярославле в 1918 году. «Около 200 коммунистов и им сочувствующих были помещены на „баржу смерти“, поставленную посередине Волги, где их морили голодом». При попытке пленников покинуть баржу, в них стреляли, но на 13-й день им удалось сняться с якоря и вывести баржу в расположение войск РККА (к этому времени, из 200 арестованных в живых на борту осталось 109 человек). Однако почти все эти сведения, содержащиеся в советских изданиях, не документированы. Имеющийся документ - список заключенных - содержит 82 фамилии, а намеренно голодом узников никто не морил, однако для снабжения их продовольствием под обстрелом нужно было сильно постараться. При этом историк В. Ж. Цветков утверждал, что советская версия о тюрьме восставших как о заведении, где заключенных целеустремленно истребляли (заключенные действительно не были обеспечены продовольствием) — это во многом преувеличение и идеологизированный миф. Город был окружён и 16 дней обстреливался красной артиллерией. К Ярославлю применялась тактика выжженной земли, использовались бронепоезда, и впервые в Гражданской войне в России был зафиксирован случай применения бомбардировочной авиации — на город было сброшено 16 пудов бомб. Баржа на середине Волги была выбрана белыми как безопасное место, в неё и посадили 82 арестованных советских работников. Позже, когда красные вышли к берегу, Волга стала линией фронта. Достоверно известно, что глава белых, узнав, что на баржу в течение нескольких суток не доставляется продовольствие, дал поручение офицеру-добровольцу доставить хлеб арестованным, пусть и с риском для жизни. Однако под огнем красных лодка была потоплена, а офицер тяжело ранен. На барже начался голод и возникли нечеловеческие условия содержания. В итоге, под огнём, якорный канат оборвался и баржу снесло вниз по течению».

Если так, значит, он был и свидетелем Ярославского восстания, случившегося в июле 1918 года. «Силы большевиков в Ярославле к началу восстания насчитывали около 1000 штыков, в том числе: 1-й Советский полк (500—600 штыков), Особый коммунистический отряд (200 штыков), автопулемётный отряд, состоявший из двух броневиков и пяти пулемётов, и отряд конной милиции в 100 человек. В самом начале восстания военные специалисты из числа офицеров, автопулеметный отряд, милиция и часть личного состава гарнизона перешли на сторону восставших. Особый коммунистический отряд был захвачен врасплох, разоружен и арестован. 1-й Советский полк вначале объявил о своем нейтралитете, но уже через несколько часов перешел к активным действиям против восстания». Если это правда, то наверняка на фронте он всё же был, где большевики вели активную агитацию. А потом пути-дороги вывели его на Ярославскую землю. В то же время, он мог просто направлять домой с фронта и оказаться в гуще событий совершенно случайно.

В 1919 году, по всей видимости, прадед уже вернулся в родные пенаты, обзавёлся семьёй. Сперва родился сын Илья (умер в 5 лет, подавившись костью), затем сын Андрей, который во Вторую мировую служил в Иране, когда наши вместе с британцами ввели туда свои контингенты. А в 1924 году родилась моя бабушка Мария Андреевна. К этому времени семья получила земельный надел на лесном хуторе. Хозяйство развивалось и семья вышла в середняки. Кстати, однажды на хуторе нашли кости мамонта.

В начале 1930-х семья вступила в колхоз - он назывался «Пробуждение». Переселились в деревню, которая имеет два названия: Выставка и Затарнога. «Выставка-Затарнога состояла из трёх домов и считалась кулацки имением, - вспоминает бабушка. - До того, как мы приехали, в этих трёх домах жил хозяин и двое его сыновей. Вокруг у них была распаханная земля. Хозяин куда-то исчез: то ли сбежал, то ли скрылся, то ли выслали. Сыновья бросили свои дома и куда-то уехали, кажется в Ярославль. В хозяйском доме жила жена (или мать - не помню точно) старых хозяев этих мест, которая вскоре уехала к дочери».

Зимой 1933 года прадед погиб - его пришибло деревом на лесозаготовках. Вот что вспоминает об этом бабушка:

«В феврале 1933 года погиб отец и после этого наша жизнь порушилась. Получилось так, что хуже не придумаешь. Колхозников стали отправлять на лесозаготовки, раньше это называли «На прорыв». Отца не отправляли, но он сам изъявил желание. Немного поработал и однажды упало срубленное дерево на дерево, за которым он спрятался. Этим деревом его и убило. Помню, что в этот момент мы лежали с больными головами: угорели [от печного дыма]. Брат отца Павел зашел в избу и так робко сказал: «Параня, я Андрея привез».  Мать ответила: «А где он? Что в избу не идет?» Дядя Павел сказал: «На улице, на дровнях лежит». Отца (мы звали его тятей) занесли в избу. Мать потеряла сознание, ее стали спасать, обливали холодной водой, еле привели в чувство, но видимо простудили. Она после этого долго болела, еле поправилась. Мы с братом так плакали, что и сейчас страшно вспоминать, да и как же: отец лежит в углу у дверей на лавке, мать на полу без чуств. После похорон мы ходили за ней: уйдет, бывало, в перед, где лежали стружки от гроба, да шубный пиджак с убитого отца висел и причитает, и убивается до истерики. Мы уводили ее в избу. Трудно сейчас понять: живого ругала, проклинала, последний раз плохо провожала, даже не вышла на улицу, только в окно сказала: «Сломить бы тебе голову». Сломил… Обидно было потерять отца, был он веселый, все хихоньки, да хаханьки. В лесу тогда их было трое: брат Павел и бывшая нянька моя Степанида. Может быть, мать приревновала? Ничего не знаю».

«Схоронили отца рядом с церковным кладбищем, т.к там уже не хоронили, а в последствии отвели новое кладбище. Старое кладбище забросили, церковь сломали, а захоронение отца распахали, т.к рядом было поле. Так что могилы отца нет. Остались одни предположения, где приблизительно она была».

Что здесь правда, а что домыслы, трудно сказать. Осталось только одно неоспоримое подтверждение, что такой человек когда-то существовал - криво обрезанная по краям фотография. Вот она: на ней он стоит справа.