Узнала из текстов об «оптимизации» Тендряковки, что там есть кружок: читатели собираются и обсуждают предложенное кем-либо произведение. А так как считаю, что организация коллективного и/или семейного чтения и обсуждения – это один из перспективных путей развития библиотек, то решила, что пойду на кружок.

Выбрали на предыдущей встрече, чтоб говорить о рассказе Киплинга «Садовник», 1926 г. Я просмотрела его наспех в интернете (в переводе Т. Сургановой), и рассказ поразил наповал. Но вдумываться не стала – вдуматься всегда успею! Я считаю, что первое восприятие – важно и пригодится для выработки суждения. К тому же, при чтении с монитора моя читательская квалификация понижается – следовательно, в чем-то уравнивается с квалификацией, к примеру, школьника.

Короче, без деталей, суть моего первого мнения: 1) «Садовник» – произведение антирелигиозное и антивоенное; 2) скорее, символизм, чем реализм. 

Кружковцы высказывали суждения, не совпадающие с моим – скорее, противоположные. Но, не сомневайтесь, я свое скороспелое мнение не зажала – подлила масла в обсуждение. 
Никто из присутствующих не пытался меня переубедить, перетянуть на свою сторону – мне понравилось. 

Вчера дома я перечитала рассказ – в распечатке (5,5 А4), прихваченной из библиотеки. Перечитала раз, и два, и три. Оказалось, что первое восприятие было во многом ошибочным. Теперь считаю, что «Садовник – это 1) об утешении тех, кто не может утешиться от невыносимой утраты, но утешение есть и утешитель есть; 2) реалистический рассказ об Англии времен первой мировой. И это обдуманное суждение, похоже, близко к тому, что высказывали участники кружка. И ближе к тому, что хотел сказать Киплинг. 

Нет, теперь не считаю, что это антивоенное произведение. Война есть война, и мужчины – сыновья, женихи, мужья, братья – идут на войну. А когда гибнут, то должны те, кто их лишился, найти утешение. Думаю, что об этом хотел сказать Киплинг. 

Я мало читаю, так в художественной литературе почти не знаю произведений на тему утешения вдов, матерей. Но по-житейски мне тема знакома в связи с прабабушкой, у которой на Отечественную войну ушли четыре сына, а вернулся один. А здесь еще и героиня, Хелен Таррел, – твердокаменная и, кажется, вся сложенная из устоев и традиций – точно английский слепок с прабабушки, родившейся в Тотьме в семье царского судебного пристава (и осиротевшей в три года). 

Точно, что «Садовника» буду еще перечитывать – будет, может, один из любимых рассказов. И другие переводы найду, и по-английски – The Gardener – постараюсь разобрать. 
Спасибо библиотеке и участникам кружка!

На следующую встречу предложил кто-то рассказ Ольги Кузнецовой «Дом на плоту». Я еще не читала – наверно, найду в интернете.
А про закрытие библиотеки мне как-то странно говорить.