Выступления первого лица государства тщательно готовятся. То, что в них попадает, — следствие неких предшествующих обсуждений и консультаций, что называется, «со специалистами». Совершенно очевидно, что идея обособить литературу и русский язык в школе вырастает из какого-то мощно дающего знать о себе желания, которое наконец, как волна, достигло верха. Что это за желание? И чье оно?
Русский язык и литература были когда-то в школе предметами номер один. Классный журнал открывался именно ими. 1 июня выпускники шли на самый первый свой экзамен — сочинение. Сочинение же (на литературную тему) писали при поступлении во все вузы.
Потом постепенно статус этих предметов стал понижаться. Сочинение отменили, литература из обязательных экзаменов ушла. Само литературное образование свелось во многих случаях к тому, чтобы научить школьника подобрать один аргумент из какой-нибудь книжки для части С по русскому языку. Сохранивший обязательность ЕГЭ по русскому языку тем не менее понизил планку требований: тесты решать проще, чем демонстрировать синтетическое умение письменно размышлять о сложном литературном произведении, на которое было нацелено прежнее сочинение.
Преподаватели языка и литературы, методисты, авторы учебников и учебных пособий наиболее остро переживали эту постепенную деградацию словесности в школе и постоянно сравнивали наступающую на них современность с таким еще недавним прошлым.
Желание, чтобы «все было как при бабушке», — это прежде всего их желание.
Желание вернуться во времена, когда они ощущали свою нужность, когда помощь их усилиям оказывала система внешней мотивации (часы, статус, экзамены, представление о высокой роли чтения в обществе, образовательное телевидение и радио и т.д.).
Многие из них ощущали (и ощущают) себя покинутыми, делающими то, что не востребовано ни учениками, ни родителями, ни обществом, в одиночку пытающимися держать некую условную культурную планку. А это с каждым годом труднее и труднее.
Почему же их внутреннее желание вдруг замечено и одобрено только сейчас? Ответов несколько. Год литературы. Политическая ситуация, требующая идеологического объединения страны. Рост патриотических настроений.
Поиск в истории и литературе того, на что можно опереться в противостоянии внешним и внутренним противникам. Очень удобное время для того, чтобы вернуться к тому, что казалось уже потерянным, а оказалось на расстоянии вытянутой руки.
Поэтому сейчас идет работа по разным фронтам. По предложению Владимира Путина в школу вернулось сочинение. Для аккумулирования учительских чаяний администрацией президента создана всероссийская ассоциация. Она разработала концепцию филологического образования. На основе этой концепции представители ассоциации хотят создать стандарт, который был бы аналогичен историко-культурному стандарту. Под него должны быть подверстаны все программы и учебники в школе. Кажется, чего еще?
А еще — надо обособиться. Выделиться из ряда предметов в отдельную область. Приобрести охранные грамоты, заминировать подступы, поднять мосты и задраить люки. Чтобы никогда никто больше не тронул. Чтобы никто ничего не поменял.
Работа по возвращению назад тесно связана с сакрализацией литературы и языка в школе. Они должны стать священными и неприкосновенными. Список произведений — единым, неделимым и обязательным. Главное, что каждый (и ученик, и учитель, и просто мимо проходящий) должен понять: литература и русский — это очень серьезно. Это государственное дело. Это духовность, скрепы, основы, это то, что нас оградит и объединит.
И власть не прочь эту сакрализацию освятить. Потому что она и сама сакральна и знает, что без этого никуда. И потому, что
это желание — быть над, быть особым — власти просто-напросто понятно.
К тому же забота о литературе и русском в такой форме — очень легкая форма заботы и внешне при этом видная. Придаем статус. Выделяем в отдельную область. Говорим: «Вы главные». Позаботились. Все услышали? Мы помним на самом верху о русском языке и литературе и заботимся о них.
Теперь вторая часть проблемы. А как выполнить это поручение конкретно?
Можно это сделать буквально. Взять и выделить русский и литературу в отдельную область, как и попрошено. Представим себе листочек со списком предметных областей. Было написано «Филология». Будет написано «Русский язык и литература». И отдельно — «Иностранные языки». Потому что в филологии больше ничего и нет. Выделили? Выделили. Выполнили? Выполнили. Смысл? Нулевой. Разве для этого формального разграничения на бумажке поднималась волна? Нет, тут нужны дела.
Хорошо, ну, может, надо слить русский с литературой в один предмет? Вот написано же: «выделить в самостоятельную область». Не только от иностранных языков отделить, но и теснее друг с другом связать в прочную традиционную семью. А вот это пожалуйста. Это можно. Технически и организационно. Придумать единую «словесность» вместо двух предметов. Не только в старшем звене, как требует новый стандарт. Тут много минусов, но и плюсы есть, обсуждать их надо отдельно.
Другие пути выполнения поручения не просматриваются. Но зато просматривается большой подводный камень. Вдумайтесь: литературу и русский предложено исключить из области филологии. Знаковый ход. Филологический характер этих дисциплин, таким образом, остается в прошлом.
Но ведь филология — это служба понимания. На русском языке и литературе нужно научить ребят в первую очередь понимать, что написано. И самим писать, чтоб их поняли.
Теперь эта задача снимается? А какая же ставится? Какой характер должны приобрести наши предметы? Нетрудно предположить — идеологический. Нравственно-воспитательный. Национально-патриотический. То есть ровно тот, который обеспечит все ту же самую сакрализацию.
Что же выберет исполнитель поручения? Чисто формальное и никому ничем не грозящее решение номер один — на бумаге? Или будет кроить школьные часы и объединять предметы? Или включится в работу по сакрализации? Скоро увидим.
Автор — учитель литературы московской 57-й школы, главный редактор журнала «Литература», член Общественного совета при МОН