Существует некоторое количество семейных мифов. Миф — это знание, которое разделяют члены семьи, о семейной идентичности. Оно отвечает на вопрос «Кто мы?», какие взгляды и ценности мы разделяем, что позволяет нам относить себя к одной стае, к одной семье. Они бывают специфическими, например, миф «мы — люди». (Это те, кто считает, что людьми не рождаются, а становятся благодаря знаниям. Если не учиться, то можно превратиться в курицу, оскотиниться, стать тюленем. Дети называются рыбками, зайчиками и котиками, потому что они еще не овладели необходимой суммой знаний. Такие люди получают помногу высших образований, но при этом могут нигде не работать.) Этот миф относится только к людям с высокой ценностью образования, интеллекта, а бывают очень широко распространенные мифы, объединяющие не только семью, но и всю нацию. К таким мифам принадлежит миф о выживальщиках.

Выживание в трудных условиях — национальный навык и настоятельная необходимость: государство всегда было враждебно населению. Жизнь в России была одинаково трудной для подавляющего большинства населения, навыки выживания не составляли основы мифа, они были просто жизненно необходимы. От тюрьмы да от сумы не зарекайся — каждый мог обнищать или сесть. Главные профессии в Советском Союзе, который наследовал традиции выживания царской России, — врач, портной — в лагере не пропадешь. Детей учили не повторять вне дома то, о чем говорили в семье. Поколения людей вырастали с двойной моралью. В эпоху застоя знаком успешного выживания были еда и вещи, несколько более хорошие, чем у большинства. Ценилось умение приготовить из ничего что-то, сшить, связать, купить что-то дефицитное. В 80-е годы в Москве начала развиваться психологическая помощь семье. К психологам стали обращаться семьи. Основное беспокойство вызывали дети, их эмоциональные проблемы, плохая учеба в школе, конфликты с родителями. В начале 90-х еда пропала из магазинов, на короткое время ввели карточки. Немедленно произошла оптимизация семейной жизни в дисфункциональных семьях. Неважно, что ребенок плохо учится, зато его можно было поставить в очередь, на него можно купить дополнительные полкило сыра. Многие дети с радостью стали помогать своим родителям. Заслужить любовь и благодарность таким образом было проще, чем пятерками в школе. Их семейный статус сразу вырос, исчезли конфликты. Возникло много спонтанных ремиссий, к психотерапевтам стали обращаться реже.

Для выживальщиков очень характерен подъем энергии в моменты экономических кризисов. Сразу актуализируются привычные стратегии — создавать запасы, например. Моя соседка, молодая женщина с тремя детьми, владелица небольшой сети парикмахерских, советовалась со мной, пока мы ехали в лифте, не купить ли ей тонну гречки. Сама она никаких бытовых трудностей не успела пережить, но память предков подсказывала ей, что стоит сделать. Сейчас идея про тонну крупы звучит странно, а вот те ленинградцы, которые в 1941-м закупили бакалею на лето, как делали и в 40-м и в 39-м, выжили в блокаду благодаря этому. Путин вернул нам привычную среду: чего ни хватишься — ничего нет. Внешний враг обрел ясные черты: не мы облажались, а просто кольцо врагов сжимается. Скоро и внутренние враги должны нарисоваться для полного уюта. Так что мы на него не в обиде. И поддерживать будем, а как же.

Во времена перестройки возникли первые богатые. Образ жизни, однако, оставался прежним. С этого момента миф и возник. Исчезла необходимость выживать, однако, непонятно было, что делать вместо этого. Я знаю много случаев, когда люди годами жили в старых маленьких и бедных квартирах, несмотря на то что новые дома или новые большие квартиры в роскошных жилых комплексах были построены и полностью обставлены. Они не могли переехать, что-то все время не складывалось. Идея нанять помощников по хозяйству не приходила в голову или вызывала возмущение: «Чужие люди в доме!» Самый сильный признак выживальщика — это развитие депрессии у главного «кормильца» на пике успеха.  

Стратегически выживальщик мыслит на очень короткую перспективу. Ему бы день простоять и ночь продержаться. Именно поэтому продуманной картины благоприятного будущего ни для себя, ни для соотечественников у него в голове нет и быть не может. Ни у кого из властей предержащих нет понимания государственных интересов, у них только личные интересы. Население от них и не ждет продуманной мудрой политики. Оно видит их жуликами и ворами, понимает, что на их месте делало бы то же самое. Так что власть сама по себе, а население не надеется и не плошает — заботится о себе само, как может.

В России нет культуры потребления. Сегодняшние богатые — это первое поколение нуворишей. Многие из них обеспокоены воспитанием детей, они хотели бы вырастить активных, целеустремленных людей. Вместо этого получаются демотивированные, ни к чему не стремящиеся инфантильные молодые люди, которые не могут успешно учиться в школах, допустим, Англии и Швейцарии, после кое-какого окончания учебного заведения болтаются в организациях родителя, работают сыном или дочерью. Ничего удивительного в этом нет: поскольку нет длинной перспективы, ни родители, ни дети не понимают в деталях, зачем ребенку получать такое образование, и что он с ним будет делать, и где он это будет делать. Картина своего веса и положения в обществе у детей искажена. Нет идеи личного достижения, а есть какая-то странная идея, что успех родителей есть и их (детей) успех. Онивозлежат на чужих лаврах, но не осознают этого. Воспитание в семьях разбогатевших выживальщиков очень противоречиво: с одной стороны, детям прививают высокий стандарт материальной жизни, покупают все, что можно купить за деньги, и попрекают тем, что ребенок этого не ценит. Рассказывают о трудностях своей жизни, о том, сколько пришлось вытерпеть лишений и даже бедности, как бы ругают ребенка за то, что он в своей жизни этого не пережил, но при этом каких-то реальных трудностей ребенку не создают — не ограничивают в деньгах, не посылают на работу туда, где его связи не имеют значения. Родители ценят свой путь выживания, но своим детям не создают возможности его пройти. Поэтому ребенок оказывается в странном положении: ему дают блага, но за это его и презирают. Возникает классическая ситуация doublebind, которая усиливает демотивированность детей, толкая их на получение сиюминутных удовольствий как защиты от текущего дискомфорта — к пьянству и наркотикам. 

Кроме того, выживальщики на индивидуальном уровне имеют определенные особенности сознания и мировосприятия, которые обосновывают их самые частые эмоции. (Мозг обосновывает эмоции — это одна из его базовых функций.) Основные эмоции выживальщика   — страх, предвосхищающая тревога, недоверие к окружающим и ощущение своей дефицитарности, в самом широком смысле слова.

Беспечность и расслабленность точно никак не помогают выживать. Выживальщик все время настороже, потому что он должен предсказывать опасность. Наличие опасности не подвергается сомнению. Люди, которые не видят опасностей окружающего мира, воспринимаются выживальщиками как идиоты.

Дефицитарность ярче всего видна в отношении к деньгам. Обычно выживальщики конституционально бедные люди. Одни мои клиенты имеют мелкий семейный бизнес. Он тем не менее позволяет им покупать квартиры и строить дома. Квартиры небольшие и дома не в Московской области, и все же это огромная разница с тем, как они жили в своем детстве. Постоянно дискутируется два вопроса. Во-первых, расширять ли бизнес? Если его расширять, надо нанимать посторонних людей. А они могут подвести, им нельзя доверять. И  во-вторых, как бы купить хорошую машину за несколько миллионов, но так, чтобы она не вызывала зависти у соседей. За пару лет, что я их наблюдаю, машину не купили и бизнес не расширили, хотя рынок позволяет это сделать: спрос на их товар большой. Денег никогда не может быть достаточно. Во время декабрьской паники 2014-го, когда казалось, что вклады могут арестовать или все валютные вклады перевести в рублевые, многие люди помчались снимать деньги. Знакомый очень богатый человек криком гонял своих подчиненных, чтобы они сняли деньги с его карточек. У него много разных счетов в России и за границей. Со всех не снять. Но вот с карточек Сбербанка надо было успеть снять во что бы то ни стало. Одна моя клиентка — яркий выживальщик, богатая женщина, входя в мой кабинет, всегда брала с собой свою верхнюю одежду, чтобы не попятили.  Это при том, что в помещении есть секретарь. Свои прекрасные шубы она аккуратно вешала на плечики, кофты и пиджаки складывала изнанкой вверх.

Базовые ценности выживальщиков — это их собственное благополучие. Умри ты сегодня, а я завтра. Благополучие остальных людей их обычно не волнует. Они лишены чувства социальной ответственности, а также морали и нравственных установок. Например, моя давняя ученица и коллега, работавшая со мной много лет, по-тихому за моей спиной создала учебное заведение, поначалу полностью копировавшее программу моей кафедры, на которой она же и работала. Когда я стала этим возмущаться, она искренне не поняла, чем я недовольна. Выживальщики особенно опасаются тех, от кого зависят. Например, когда ребенка выживальщиков обижают в школе, выживальщик не пойдет на открытый конфликт. Он полагает, что если будет ссориться с учителями, то они начнут вредить ребенку. Поэтому выживальщики либо становятся на сторону учителей и объясняют ребенку, что он сам виноват, либо начинают дарить подарки обидчикам, чтобы их задобрить.  

Нация выживальщиков не может объединяться, чтобы бороться за свои права, за лучшую жизнь. Они боятся. Как сказал один таксист: я выйду (протестовать на улицу), когда все выйдут. Похоже на прекрасный перформанс — стоит стул, на нем бумажка: «Стул не для Вас, стул для всех». Я не знаю, как меняется общественное сознание. Что должно случиться, чтобы оно поменялось. Так что будем стоять, стул не для нас.