Впервые в истории уголовно-исполнительной системы на базе Краевой туберкулезной больницы №1 по Красноярскому краю открылся хоспис для осужденных, сообщили «Российская газета» и Lifenews.Эта вполне «рекламная» для ФСИН России новость, вкупе с фотографиями белоснежных кроватей, белых в крапинку одеял, санитаров-заключенных, ухаживающих за умирающими заключенными, – повод лишний раз поговорить о том, что такое в России тюремная медицина и какой она должна быть.

Хоспис в тюремной больнице: хорошо это или плохо? Конечно, хорошо. Но сразу возникает вопрос: почему этих умирающих не отпустили умирать домой? Не потому ли, что у них нет родных и им просто некуда идти? Или потому, что суд отказался освободить их по болезни? И тогда вопрос к судьям: вы закон читаете?

На свободу или мучить?

Те, кто ориентируются в теме тюремной медицины, знают, что существуют два постановления правительства, которые позволяют тюремным учреждениям рекомендовать подследственных (постановление правительства № 3 от 21 января 2011 года) и осужденных (постановление правительства №54 от 6 февраля 2004 года) к освобождению.

И в том и другом случае к правительственному документу прилагается перечень заболеваний, при наличии которых заключенные не должны содержаться под стражей. Это в теории, а на практике все не так.

Правозащитники хорошо знают: для того, чтобы попасть в этот перечень, нужно страдать заболеваниями, практически несовместимыми с жизнью.

Сама была свидетелем, как в СИЗО «Матросская тишина» на выездном заседании Тверского суда судья Неверова приговорила парализованного Владимира Топехина к шести годам лишения свободы. Во время судебного процесса он кричал от боли, ходил под себя, умолял сделать ему укол – судья воспринимала все это как «аггравацию заболевания».

Владимир Топехин

Топехина отправили отбывать срок в тюремную больницу в Костромской области, и через несколько месяцев местный суд освободил его из-под стражи.

Вопрос: почему нельзя было актировать Топехина в московском СИЗО «Матросская тишина»? Не потому ли, что врачи и руководство СИЗО торопились поскорей отправить его на этап в колонию, чтобы там разбирались с парализованным зэком?

Эксперименты в тюремной больнице

История с Топехиным, на которого тюремные врачи обратили внимание только после того, как его, голого, ходящего под себя, случайно заметили в одной из камер члены ОНК, аукнулась печально известной «Матросской тишине» месяц назад. Тогда поводом послужила скандальная публикация в МК.

В статье «Тайны “Матросской тишины”: какие эксперименты ставят над заключенными в главной тюремной больнице Москвы» журналистка Ева Меркачева, почти год назад получившая мандат члена ОНК Москвы, привела восемь случаев, когда главврач больницы Самсон Мадоян не оказал больному заключенному необходимую помощь, назначил неправильное лечение или вовремя не созвал врачебную комиссию для медицинского освидетельствования и последующего освобождения из под стражи, – то есть, считает Меркачева, нарушал клятву Гиппократа.

Когда текст вышел в МК, Мадоян был в отпуске. Из отпуска его отозвали: проверять факты, описанные в статье, собиралась ФСИН России. Но еще до окончания проверки стало понятно, что факты эти, скорее всего, «не подтвердятся»: 5 сентября пресс-бюро ФСИН объяснило позицию ведомства, обвинив журналистку в некомпетентности и передергивании фактов.

Я тогда еще подумала, что доктору Мадояну точно ничего не будет, ведь в его больнице никто из заключенных не умер, а плохо он их лечил или хорошо – одному Богу известно.

Пресс-конференция рядом с моргом

И вот 12 сентября в «Матросской тишине» скончался председатель совета директоров ЗАО «Инфраструктура-холдинг» Юрий Минкин, которого обвиняли в организации незаконной миграции и хищении денег у банков. Под стражей он провел всего два месяца, и, как говорят его адвокаты, страдал целым букетом заболеваний. За день до смерти Минкина вывозили в Тверской суд для продления меры пресечения. В суде ему стало плохо, его вернули в СИЗО, положили в палату интенсивной терапии тюремной больницы, а на следующий день снова потащили на суд. Там у Минкина опять случился сердечный приступ, вызвали «скорую» и вернули в СИЗО «Матросская тишина», в больницу, где в это время как раз шла пресс-конференция в защиту доктора Мадояна от журналистки Меркачевой.

Как рассказывают сотрудники СИЗО, его не успели довезти до палаты интенсивной терапии – он умер чуть ли не в коридоре. А пресс-конференция продолжалась. Диагноз: острая сердечная недостаточность. Именно этот диагноз, как правило, ставят своим умершим пациентам тюремные медики.

В истории с гибелью Юрия Минкина еще предстоит разбираться, но самый главный вопрос задать можно уже сейчас: почему тюремные медики разрешили вывезти арестанта в суд, если накануне в том же самом суде ему стало так плохо, что пришлось поместить его в палату интенсивной терапии?

Я, кажется, знаю ответ на этот вопрос. Тюремные медики, как и многие судьи, считают, что все заключенные – симулянты и верить им не стоит. А если они вдруг и правда больны? Так что ж, все кругом больны.

А если они вдруг помрут? Так что ж, все люди смертны. Такие рассуждения мне много раз приходилось слышать в тюремных коридорах, да и в суде.

«Ад, куда обычные люди приходят на работу»

Впервые о том, что такое тюремная медицина в современной России, общество услышало от Василия Алексаняна: на одном из заседаний суда по своему делу тот рассказал журналистам о той самой больнице в «Матросской тишине», где позже – в ноябре 2009 года – погиб Сергей Магнитский.

Когда Алексаняна отпустили под залог, я очень хотела взять у него интервью. Встретиться не удалось, мы несколько раз говорили по телефону. Вот что он вспоминал об этой больнице: «Это ад, куда обычные люди приходят на работу и делают зло. У них даже никаких чувств по этому поводу не возникает. Если бы после моего случая были какие-то радикальные изменения, то и Сергей Магнитский был бы жив».

Василий Алексанян

Алексанян скептически относился к эффективности общественного контроля в СИЗО. «В тюрьме вы не разберетесь никогда – там круговая порука. Они день и ночь думают, как бы от ответственности уйти. Бумажки лепят».

Разговаривали мы с Василием за полгода до его смерти – умер он 3 октября 2011-го.

Прошло три года, но его слова по-прежнему актуальны.

Врачи, которые мучали Алексаняна и имели отношение к гибели Сергея Магнитского, больше не работают в «Матросской тишине». Но никого из них не наказали, несмотря на десятки публикаций: система своих не сдала.

Суд по делу о гибели Магнитского был фарсом: врача «Бутырки» Дмитрия Кратова, единственного обвиняемого на этом процессе, оправдали. Сегодня он продолжает трудиться в «Бутырке», правда, на менее важной должности.

За смерть предпринимателя Веры Трифоновой в той же «Матросской тишине» к ответственности привлекли врача из гражданской больницы, которая, по словам родных погибшей, была непричастна к ее гибели, а, напротив, исправляла ошибки тюремных врачей. Обо всех этих людях – Алексаняне, Магнитском, Трифоновой – во ФСИН вспоминают раздраженно, без сожаления, и с удовольствием приговаривают: «Так им и надо».

Признавать свои ошибки система не умеет; все повторяется снова и снова. Люди в тюрьме сидят непростые и чаще – малоприятные. Там нужны не просто хорошие медики, а врачи, которые знают, что такое милосердие. Но вот они-то как раз в тюрьму работать не идут. Хотя, говорят, зарплата вполне сопоставима с той, которую получают доктора на гражданке. В чем же дело?

Разговаривая с заключенными и бывшими сотрудниками, понимаешь: тюремные врачи в России занимаются не только лечением заключенных.

И не столько лечением.

Кстати, очень показательно, чем закончился скандал со смертью заключенного предпринимателя Минкина в «Матросской тишине»: ФСИН России выделил 100 миллионов рублей на ремонт больницы. Деньги нужно освоить за три месяца.

Интересно, сколько стоит тюремный хоспис в Красноярской краевой больнице?