Мифы  о самом себе самые долговечные, развенчивать их болезненно и небезопасно, они срослись с твоей кожей, иногда кажется, что они кожа и есть – поэтому не трогать, не прикасаться, не ворошить, не…!

   Но я все-таки попробую.

   Вот терпение наше российское. Терпеливый русский народ. Терпение. Если бы, если бы.

   Терпение – это когда ты час за часом, день за днем, миллиметр за миллиметром строишь мир вокруг себя. Но строишь, и каждый день! Если же человек до последнего валяется на диване (или, как Емеля из сказки, на печи) и поднимается на подвиг, только когда совсем уж некуда деваться – вы назовете это терпением?

  Помнится, оказалась я лет двадцать назад во Владимирской области, в одном селе. Красота там была такая, что дух захватывало. До сих пор вспоминаю лесное озеро – черное от глубины, с ледяной водой, - и земляничные поляны. И соседку помню из дома напротив, Клаву. Нестарая еще женщина (впрочем, как там определишь возраст), в вечных трениках из-под байкового халата. В середине дня, покачиваясь, выходила она в свой огород позавтракать: с куском черного хлеба в руке прямо с грядки ела лук.  Помню, спросила ее все-таки – а чего, мол, не взять лук этот самый в избу, на тарелку, да не поесть там? Она отмахнулась:

- Да больно наплевать!..

  И побрела вдоль грядки со своим куском хлеба, посыпанным солью.

  Вот это «да больно наплевать» я всякий раз вспоминаю, когда при мне заговаривают о «русском долготерпении». А то, что вся деревня ходила «до ветру» в ближайший лес и, хоть умри, не имела понятия о туалетах – это тоже терпение, что ли?

    Да больно наплевать. Стоит ли подниматься с места, если это не за миллионом или не на подвиг. И так сойдет.

    У Чехова есть лейтмотив, который может показаться даже и навязчивым, даже и интеллигентским чудачеством, даже и чем-то немецким, что ли - настолько он проходит через все его пьесы, повести и рассказы. Вот это чеховское «мы будем работать», «надо работать», «работать, работать»… И сам работал: лечил, писал, строил, сажал деревья, украшал. Сегодня дерево, завтра два, посадим цветы, построим дом, уберем листья в саду… Милый, милый Антон Павлович. Людям, которые живут в моем подъезде на первом этаже, лень донести пакеты с мусором до мусоропровода (один лестничный пролет), они бросают их прямо здесь же, за своей дверью. Да больно наплевать.

   Когда ты каждый день убираешь мусор, моешь полы, стрижешь газон, чинишь забор, украшаешь балкон цветами – вот это терпение, да.

   Когда же ты лежишь на боку до последнего и берешься за дело, когда так припёрло, что отступать уже некуда, это что-то другое. И это «что-то» немедленно сменяется как раз нетерпением: раз уж я встал, мне всё и сразу! Любая революция – это нетерпение. И чем сильнее нетерпение, тем кровавее революции. Эй, ухнем. Удар – прорыв – разочарование – и на боковую, до следующего выплеска нетерпения.

  Скучно чинить забор, да и больно наплевать на него. Туалеты сделать вдоль шоссе? Да вон он лесок неподалеку, девочки направо, мальчики налево. Нам бы что помасштабнее: мост на остров Русский, Олимпиаду нам!

   Так что терпение – это не про Клаву с ее куском хлеба над грядкой. Терпение – это про доктора Чехова с его «работать, работать». И это такая у нас редкость, что и вправду ближе к чудачеству. И, как сказала бы та же Клава, «да больно наплевать», да?