Объявили лауреатов премии «Дебют». Меня, конечно, в первую очередь интересует поэтическая номинация. Не то, чтобы я не любил прозу, но утруждать себя чтением еще и прозаиков-дебютантов непозволительная роскошь. Была, правда, одна интересная, но сыроватая повесть, которую я прочитал, — «Трудный возраст» Егора Молданова, настоящим автором которой оказался его отчим, что вызвало литературный скандал. Можно еще вспомнить, получивших «Дебют» Сергея Шаргунова и Алису Ганиеву и попавших в литературную обойму. Поэтическая же номинация «Дебюта» и вовсе не блистала — почти испарившаяся Марианна Гейде да написавшая несколько хороших стихотворенийМарина Мурсалова — вот и весь поэтический «Дебют». Но это поэтессы, про поэтов молчу — их вообще нет, вот недавно один из лауреатов выпустил книжку «Солнце подробного ребра» — впечатляющее название, сразу читать не хочется — спасибо, что предупредил. Вообще поэтическая номинация изначально в «Дебюте» поставлена на роль некоего парии — если прозаикам издают полноценную книгу, то у поэтов печатают не книжки, а подборки в каком-то винегрете из номинантов премии и драматургов — стыдобушка для организаторов. На этом фоне сегодняшняя лауреатка, а ей стала Лета Югай, смотрится довольно выгодно.

С Летой Югай и ее творчеством я знаком давно, у меня есть ее сборники, которые она мне подарила лет 10 назад еще в Вологде, когда я случайно оказался с ней на одном вечере в областной библиотеке. Очень хорошо знаком я и с ее курсом по общежитию Литинститута. Стихи Леты не то, чтобы мне понравились, но чувствовалось, что они вышли из еще незамутненного сердца, еще не испорченного столичной тусовкой, ей тогда не было и 20 лет, и она только поступила в Литинститут.

Если сравнивать те стихи Леты и нынешние, можно увидеть несомненный рост, связанный в первую очередь с фольклорным началом, которое она начала вплетать в свои стихи. Традиция эта на Вологодчине давняя, и пожалуй, лучше всего удавалась ранней Ольге Фокиной. Нынешняя же вологодская поэтическая школа на самом деле — одна из двух химер современной поэзии (вторая — уральская), поскольку никакой провинциальной поэтической школы сегодня нет и быть не может — нет общей поэтики, нет даже объединяющих изданий. Да, пишут в Вологде Мария Маркова и Ната Сучкова, есть и другие авторы, но эта смесь поэтики Фокиной и Бродского представляет лишь временный интерес. А вот у Леты фольклорное начало почти не отравлено — сказалось знание темы, она профессионально изучала фольклор, поэтому и стихи получаются удачные, хотя тоже в некотором роде перепев. К сожалению, не лучшим образом отразилось в творчестве Леты и ее участие во всяких сомнительных перфомансах, так получилось, что первой ее талант заметили подвальные московские культуртрегеры и стали втягивать ее в свою тусовку, раскусить этих деятелей она то ли по наивности, то ли по неопытности не смогла. Эти ребята со своими чтениями матерных стишков на Соборной горке — нанесли Вологде довольно много вреда, на поэтические вечера современных поэтов в Вологде теперь ходят только маргиналы. Будем надеяться, что свое в творчестве Леты все-таки победит и пожелаем ей всяческих успехов. Ну и несколько стихотворений Леты для моих читателей:

Январь

Мы сидели под елкой. Да, мы были в игре.
Выбирай — свечи, гадания, хоровод.
А она умирала за нас, вся в мишуре,
Чтобы снова сложился, снова склеился год.
Мы вдыхали запах крови ее лесной,
Разгрызали хвоинки, держали в руках стекло.
Переход времен, а у нас на все проездной.
Замерзает мир, мы храним для него тепло.
А теперь мы не маленькие уже — Новый год,
Ну и что? Мне работу сдавать седьмого числа!
Времена не бумага, чтоб рваться! Но всё вразброд,
Я тетрадной страничкой режусь, и кровь была.
Так влетает в форточку чёртовый взрослый мир,
Что взрываясь хлопает штора, и рвется ткань.
Значит нужно затеплить свечку. Из всех квартир
Навыбрасывали елок. А в мире — такая рань.

***

А ещё я помню сныть на уровне глаз
и сквозь сныть деревянную крышу, тёмную, как крыло.
Возвращались с Реки. Река в тот день удалась:
в кулачке аммониты и кварц — богатый улов.

У дороги голая печь преграждала путь
(пробежать горелые брёвна — убьёт, только задень).
И внезапно — как славка в траве — предстал летний день,
дался каждым пёрышком. Мы боялись его спугнуть.

А потом обвалилась печь, иван-чай врос в кирпичи.
Улетела и тёмная птица — соседский дом.
Только дикий хлеб, приготовленный в той печи,
до сих пор ароматен каждым погожим днём.

***

Осторожно, дверь открывается, а за ней
поле цветов, там — тропа из камней.
Синевато-сиреневатый дрожит левкой,
он станет мальчиком, если тронешь его рукой,
шелковым от макушки и до стопы.
Но это ли нужно тебе, чтобы дойти до конца тропы?
Тропа приводит к горе, гора ведет в облака.
Камни знают место, счет идет на века.
Но если обнимешь один, отдашь ему часть тепла,
он станет собакой, последует за тобой, куда бы ты ни пошла.
Проведешь ладонью по бархатному хребту.
Но это ли нужно тебе, чтобы подняться на высоту?
И ты выйдешь к вершине, облака с тобой наравне,
семицветным цветком отражается солнце в их снеговом руне.
Они станут слушать тебя, и ветер уже притих,
если вспомнишь по имени хотя бы одно из них.
Но кто ходит без спутников, забывает все имена.
Это новая дверь, в нее ты войдешь одна.

***

А эта странная зима
мне грезилась ещё в июне,
неподражаемом и юном.
Обрушилась на город тьма,
оброненная с крыльев птичьих
на снег. Зашторен, как обычно,
грот комнаты моей. И мне
у сумрачной зимы на дне
послышалось сквозь говор враний:
«Июнь. Уже цветут герани».

Колыбельная

Баю — баюшки, баю,
Спать я Лешу укладу.
Спать укладываю,
Приговариваю:
Придет серенький волчок,
Схватит Алешу за бочок,
Уташшит ево в лесок,
Под ракитовый кусток.
Под ракитовым кустом
Лежит Алеша под крестом.
(д. Андроново Вологодской области)

Зыбка качается: раз-два, раз-два, раз.
В зыбке по морю переполохов год до земли плыть.
Мама от рук своих не отведет глаз.
Мама прядет нить. Чтобы было на что жить.

Чтобы была рубашка, когда сын по земле пойдет
Своими ножками, дорогой долгой и дорогой.
Мама приходит с поля, достает пряслицу и прядет,
Привязывает веревкой зыбку к ноге. Качает ногой.

А смерть заглядывает в окно, птичьим глазом косит.
Жук в траве, видя птицу, падает на спину, будто сдох.
Думает: «Птичий бог, отведи, стороной пронеси!»
Знает, что мертвый не вкусен, для птицы плох.

«Серенький, — мама напевает, — придет волчок»,
И «за бочок ухватит», — мама поет про страшные про дела.
«Будешь здоровым и сильным, — думает, — но о том — молчок.
Чтоб не спугнуть твое счастье, и так двоих не уберегла».

«Будешь жить не так, как мы, хорошо будешь жить», а поет о том,
Что уж скорей бы он умер — да, умер уж, взял его бес,
Что ее дитятко «под ракитовым под кустом» «лежит под крестом».
Смерть думает: «Нечем здесь поживиться», — и улетает за темный лес.

Гадания

Ко святому вечеру,
Ко Васильевскому...
...Кому поём,
Тому с добром,
Кому сбудетцё,
Не минуетцё.
(д. Нефёдово Вологодской области)

А на Васильевский девушки заперлись в избе
Закидывать удочки, говорить судьбе:
Я тебя знаю, елочный огонек, зимняя муха.
Судьба наказывает просто так, одаривает ни за что,
Есть время собраться с духом,
Пока несут решето.

Если выпадет хлеб — будет и дом, и хлев,
И сундук, и жар в печи, на шкафу — виноград и лев.
Выйдет кольцо — под подушкой шкатулка, в шкатулке — желанье:
В теплой шубе в самый белый сугроб!
Девушки замерли в ожиданье.
Выпадет крест — значит, гроб.

Пока несут решето, есть время примерить любую долю.
Пока не сбылось ничто, наговориться вволю.
Печина — к печали: в голову, в печень — грусть и заботу.
Повернись ко мне, решето, лицом, кольцом, и сердечным дном!
Судьба накатывает просто так, как утренняя зевота,
Валит с ног вещим сном.