Мать Михаила происходила из старого рода прибалтийских обрусевших немцев, и собственно немецкого в ней была только фамилия — Янсен.

Она состояла в родстве с основоположницей эстонской литературы Лидией Койдула. И — внешне настолько похожи две Лидии, что Михаил какое-то время носил в бумажнике эстонскую купюру достоинством в 100 крон, на котором изображена его двоюродная бабка. В точности как мама на фотографии 1947 года.

Надеюсь, это не прочтут эстонцы — Лидия Койдула для эстонцев имя прямо-таки ритуальное, священное. Койдула — создательница литературного эстонского языка, первая среди эстонцев писатель и драматург. Для смеха можно даже заглянуть в Большую Советскую Энциклопедию и узнать, что «романтическая поэзия Койдула — страстное выражение любви к родине, к порабощенному прибалтийскими баронами народу».

На могиле (перенесенной в 1946 году из Кронштадта) написано просто — «Койдула». Каждый эстонец знает, кто это...

И как-то не принято говорить, что это псевдоним. Родившаяся в 1843 году девочка отроду звалась Лидия Эмилие Флорентине Яннсен и была чистокровной немкой, из тех самых прибалтийских баронов, поработивших эстонский народ.

И ее внучатой племянницей была Лидия Экатерине Яннсен, по паспорту — Лидия Федоровна Янсен, дочь врагов народа, арестованных в 1940 году и неизвестно где сгинувших.

Отчисленная из института дочь врагов народа встретила войну в совхозе в одном из районов Ленинградской области — в их комнатах в квартире на Кронверкской улице в Ленинграде поселился чекист.

В конце октября, когда немцы уже замыкали кольцо блокады, ей удалось сесть в поезд, идущий на Восток.

Попасть в поезд, идущий в Вологду — это ещё было не спасение.

28 октября 1941 года, станция Бабаево.

«...В последние дни месяца везли много эвакуированных тихвинцев и жителей других районов Ленинградской области. В этот день на Бабаево налетело несколько бомбардировщиков. На станции стояли эшелоны с людьми, многие даже не успели выскочить из вагонов. Немцы бомбили с бреющего полёта. Защиты от них, по сути дела, никакой не было. И в вагонах, и по земле, мы ходили в крови. Стоны, крики... Кто-то нашёл родственника мёртвого... К нам в госпиталь несли, несли раненых...Клали уже на пол... Мы работали день и ночь...» (Н.В. Матаруева, начальник госпиталя в Бабаево).

В этой сутолоке дочь врагов народа исчезла, а из госпиталя вышла Лидия Смирнова, воспитанница детского дома, не знавшая своих родителей.

Она и поселилась в Вологде, переполненной эвакуированным людом, устроилась на работу на ВПВРЗ, сначала земледелом в литейных цех, потом — маляром.

Здесь она и познакомилась с военнопленным Конрадом.

Поздней осенью 1943 года Лидия жестоко простыла, и расконвоированный Конрад навестил ее, в каморке, которую они с подругой снимали в частном доме в Октябрьском поселке.

Лидия ещё считала, что ей повезло с жильем — в большой комнате жила хозяйка с двумя детьми, там же снимали угол две медсестры из госпиталя и счетовод с пивзавода. В проходной комнате жили еще две семьи.

Конрад пришел с царскими гостинцами — 200 грамм сахарного песку, пакетик сушеного картофеля, огромная селедка, три больших луковицы, бутылка одуряюще пахнущего подсолнечного масла и фарфоровая чашечка без ручки, в которой было топленое сливочное масло, батончики из соевого суфле и целая буханка хлеба! Буханка эта на рынке стоила 140 рублей, а месячная зарплата у Лидии, вместе с обязательными во время войны сверхурочными работами, которые оплачивались в полуторном размере, была 600 рублей.

Что это значило в голодной военной Вологде, понятно по тому, что все, что Конрад тогда принес в кирзовой сумке, Лидия помнила до своего последнего дня.

Будете смеяться, но немцы Лидия и Конрад разговаривали по-английски — немецкого языка Лидия не знала, а английский изучала с детства, в школе, где мать преподавала английский, потом в институте и даже помогала матери — та подрабатывала переводами.

Вскоре Конрада увезли в Москву, а вернулся он уже в новом качестве — ходил по городу в советской военной форме без знаков различия, в сопровождении молчаливого сержанта госбезопасности с удостоверением старшего лейтенанта.

Жил он где-то на окраине Вологды, на спецобъекте, где располагались специалисты-пеленгаторщики радиоотделения ленинградского УНКГБ, которое базировалось в Вологде и имело название «Объект N 21».

Летом 1944 года Конрад уехал, а к Лидии домой пришел все тот же сержант, но с погонами капитана, и вручил ей денежный аттестат, по которому она получала относительно небольшие деньги — месячного денежного довольствия майора Советской армии хватало, что бы купить 3-4 литра молока или буханку хлеба.

Но в доме с нынешним адресом проспект Победы, 21, находился спецраспределитель, где отоваривались карточки литеры А.

Так что самые голодные годы, 1944-1947, Лидия прожила вполне благополучно, отоваривая карточки вместе с женами и домработницами вологодской партийной и советской номенклатуры. Здесь и нормы были побольше, и по карточкам мясо отоваривалось тушенкой и краковской колбасой, а не заменялось воблой и яичным порошком, как в другом магазине — Горта, на углу Мира и пр. Победы.

Маленький пожелтевший листочек — ассортимент мясопродуктов на тот день, когда Лидия впервые вошла в спецраспределитель:

Баранина жирная,

Говядина тушёная,

Свинина тушеная,

Грудинка,

Ветчина,

Корейка,

Колбаса вареная.

Колбаса полукопченая

Утка.

Гусь.

Индейка.

И это — голодный сорок четвертый...

Запомнилось — раз в месяц ей приносили и дополнительный паек, в который входили и две бутылки водки — немыслимая ценность в то время. В середине войны, когда у Лидии зарплата была 600 рублей, эта универсальная валюта стоила до 1000 рублей за бутылку.

Так что и с дровами проблем не было, и небольшой огородик под окнами вскапывался моментально.

И вообще — жить Лидии стало полегче. Ей выделили комнату в доме на улице Горького.

Именно сюда после войны ненадолго приезжал Конрад.

Здесь и родился Михаил.

С отцом он виделся трижды — в 60-е и 70-е годы.

Один раз они с матерью приезжали в Москву, и около недели жили на даче в Подмосковье. Каждый день, около 4 часов, у дачи дореволюционной постройки останавливался лимузин, и из него выходил холеный английский джентльмен. Переодевался — и к семье выходил отец, мудрый и опытный, который все умел — моментально развести костер, приготовить бифштекс на углях, и элегантно сервировать стол. И при этом трогательно заботился о Лидии , прикрывая пледом, усаживая в шезлонг.

Чуть позднее, когда Михаил служил в Группе советских войск в Германии, особист вдруг выдернул его из учебного класса и повез в Берлин. Здесь, в одной из гостиниц, он и встретился с отцом. Мать к тому времени тоже приехала в ГДР.

Их отвезли в коттедж, предназначенный для отдыха генералитета (как выяснилось — «охотничий домик» Германа Геринга).

Здесь впервые Михаил говорил с отцом наедине. Они уходили к загону с оленями, кормили полуручных оленей с руки и разговаривали. Уже по русски и по немецки.

И Конрад к тому времени прилично говорил по русски, и Михаил, много общаясь с дочерями офицеров, болтавших с детства на немецком, как на родном, говорил по немецки почти без акцента. Во всяком случае, когда в штатском он появлялся в городе, никто не подозревал в нем русского. Чаще — принимали за фольксдойче из Польши или Чехословакии.

Про приезд Конрада в Вологду уже при Брежневе Михаил не любит вспоминать — увидев Вологду глазами отца, ему стало стыдно, стыдно и обидно за родной город

Знал ли Михаил, чем занимается его отец?

Открыто об этом не говорилось, но — как то подразумевалось.

Например, в одной из бесед затронули тему советского разведчика Конона Молодого, который работал в Англии под именем Гордона Лонсдейла.

Заключение Конрада противоречило распространяемой тогда в СССР версии об успешном супер-шпионе, который стал в Англии миллионером и платил партийные взносы со своих доходов.

Конон Молодый сказал: «Не поверите, начинал дела с изучения „Капитала“ Карла Маркса. Очень полезная книга для начинающих капиталистов. Применял советы классика по получению прибавочной прибыли, и дела шли совсем неплохо».

На самом деле — в 1960 году его фирма по производству автоматов для продажи жевательной резинки обанкротилась.

Неудачливого предпринимателя спасла схема электронного замка для автомобиля, созданная в одной из научно-исследовательских лабораторий КГБ. Эта схема завоевала золотую медаль на выставке в Брюсселе, после чего Лонсдейл был завален заказами со всего мира.

И в дальнейшем он регулярно получал из Москвы не только новейшие технические разработки, которые КГБ и ГРУ добывали по всему миру, но и большие денежные субсидии.

И вообще — это полная дичь — резидент Молодый лично встречался с агентами, ходил по конспиративным квартирам, делал закладки в тайниках.

А объяснение простое — любил красивую жизнь, вот оттого-то лично передавал агентам сотни долларов, а отчитывался — за тысячи. На том и погорел...

Разведчик Конрад проработал десятки лет, и никто о нем не слышал.

Чем занимался? О том можно догадываться по реплике Конрада — Супругов Розенберг убили ни за что. Они ни в чем невиновны, и двое детей-сирот на моей совести.

Уже в наше время Михаил посетил Великобританию, и посетил могилу отца в пригороде Лондона.

И — терять было нечего — встретился со своим сводным братом.

Ирония судьбы — его сводный брат, Майкл, менеджер высшего звена в сети магазинов «Маркс и Спенсер».

Основателя фирмы, изобретателя супермаркета Майкла Маркса, в детстве звали — Михаил, поскольку родился он в белорусском городе Слоним.

Впрочем, это уже другой Маркс, просто однофамилец.