Если крестьянин привозил хлеб или масло в город — он тут же попадал в сети отдела по борьбе со спекуляцией местной ЧК. Он даже не мог увезти эти продукты обратно в деревню, и не мог поменять на керосин или конскую сбрую, поскольку существовал строгий запрет на вывоз продовольственных и промышленных товаров из Вологды.

Казалось бы — всё понятно, борьба со спекуляцией, и даже главная торговая площадь в Вологде того времени (Сенная) переименовывается в площадь Борьбы со спекуляцией, доблестные чекисты с чистыми руками пресекают спекуляцию и вывоз важных продуктов из стратегического пункта.Только скажите мне, ради Бога — в чём тут спекуляция, когда крестьянин продаёт то, что вырастил и сделал сам?

А в это же время...

Начальник железнодорожного отдела Вологодской Губчека Голубь, (а до этого — начальник отдела по борьбе со спекуляцией) в конце октября 1918 года попался на том, что пытался отправить из Вологды багаж, в котором было четыре пуда муки, укрытая от учёта пишущая машинка и два телефонных аппарата.

И что? Перевели в отдел юстиции губисполкома заведовать тюрьмой, а затем — концлагерем принудительных работ, (тюрьма на Советском проспекте в Вологде), позднее работа в ревтрибуналах и чрезвычайных комиссиях в южных губерниях и на Кавказе.

На посту начальника железнодорожного отдела ЧК его сменил Яков Брук, и тут товарищ Брук «...отправил себе на квартиру 30 фунтов (12 килограмм) столового масла и кожаный чемодан, а так же принял от одного из сотрудников железнодорожной ЧК чайный сервиз». (Из резолюции военревкома 22 декабря 1918 года).

Но одно дело — крестьянин, привезший на продажу своё масло, и совсем другое — каратель Брук, по кличке Стальной. С железнодорожного отдела его перекинули на юридический отдел губчека, а потом он возглавил Вологодскую губчека. Позднее председатель комиссии по борьбе с дезертирством (напомню, именно он ввёл тотальную конфискацию имущества у семей дезертиров), председатель губернских судов в Тамбове и Архангельске, секретарь контрольной комиссии ВКП(б) по Северному краю, затем в Самаре зав. Отделом труда, директор геолого-разведочного института, член бюро обкома КПСС, облисполкома, благополучно доживший до 1968 года. (Следователи железнодорожной ЧК, сообщившие о шалостях своего начальника, были немедленно уволены).

А горожанину или приезжему крестьянину, решившему купить пару пачек махорки, грозили серьёзные неприятности:

3 апреля 1918 года — обязательное постановление Вологодского Губернского Исполкома о запрете спекуляции табаком и табачными изделиями " ... а равно и покупки их, хотя бы и не для перепродажи...«. Продавцы и «покупщики» подвергаются штрафу 3 тыс. рублей и аресту до 3 месяцев.



Меньше шести месяцев просуществовала Грязовецкая уездная ЧК Вологодской губернии, и чем отметилась?

Конфискацией. По сведениям от 6 октября 1918 г. в кладовой Грязовецкой ЧК хранилось 8 пудов сливочного масла, 8 пудов ржаной муки, 3 пуда сахару, 1 пуд картофеля, 1 пуд монпансье, 7 пудов белой муки и т.д.

И этими продуктами уездные чекисты активно пользовались по прямому назначению, и в результате даже последовал окрик Вологодской губчека: Вы там чего делаете? Добро на г... переводите?

Грязовецкие чекисты поспешили оправдаться: «...бесплатной выдачи каких либо продуктов комиссией не производится. Если и бывают такие случаи, то согласно положению... таковые производятся по установленным ценам, указанным продовольственным отделом».

То есть, крестьянин, попытавшийся продать или обменять свои продукты — преступник, а Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, продающая конфискованные товары — это нормально.

12 декабря 1918 года чекисты сами себе и своим хорошим знакомым продали масло сливочное, ландрин (леденцы), муку пшеничную, ржаную, сахар, чай, соль, спички и папиросы. Всего — на 1498 рублей.

Так и пошло — конфисковали грязовецкие чекисты мануфактуру у Шулегина и Гурылёвой, а так же прихлопнули магазинчик в деревне Кузищево Гаврильцевской волости — и стали промеж себя делить дефицитный товар.

Так, председатель ЧК И.Д. Кунов приобрёл чёрный ластик, белый с красной полоской ситец, бумажное тёмно-серое трико, дамский кашемир, чесучу, чёрный подкладочный ластик, белую кисею, цветной батист, белый мадепалам, белый коленкор, белый поплин, белый миткаль, 12 женских головных платков, чёрный дамский шарф, цветное кашне, белый батист, дамский цветной шарф — на сумму 134 руб. 75 коп.



А мы сейчас удивляемся — откуда у нас коррупция, взяточничество?

И ещё — вот эту всю мануфактуру, включая «12 женских головных платков», нельзя было отвезти в деревню и обменять на хлеб для голодающего пролетариата? Нет, хлеб у крестьянина нужно было отобрать, а мануфактуру разделить между собой...

А между тем, большевик Шляпников сообщал в сентябре 1918 г., что на Кубани нужда в промышленных товарах страшная, женщины убирают урожай почти голыми. Чтобы получить большие объёмы хлеба, достаточно лишь подвести вагон мануфактуры.

Нестор Махно вспоминал, как в начале 1918 г. продовольственные организации крестьян Гуляйполя установили связи с рабочими мануфактурных фабрик Москвы и других городов: «Рабочие должны доставлять населению Гуляйпольского района нужную мануфактуру в указанном качестве, цветах и количестве, а район будет снабжать их хлебом и по желанию рабочих съестными припасами». Соглашение одобрил крестьянский сход, и муку доставили под охраной вооружённого отряда. Однако посланные назад вагоны с мануфактурой были задержаны правительственными заградительными отрядами «на том основании, что непосредственно, дескать, без разрешения центральной советской власти нельзя делать никаких товарообменов крестьян с рабочими... Население требовало немедленного похода на город, чтобы разогнать засевших там ненужных, вредных для дела трудящихся правителей». В конечном счёте, вагоны удалось освободить и доставить на место. Был созван сход крестьян и рабочих, чтобы «просить крестьян помочь организовать перевозку этой мануфактуры в общий продовольственный склад, а также наметить дни и порядок раздачи мануфактуры среди населения в той её части, конечно, которая выпадает на долю Гуляйполя».

В 1918 году было много самостоятельных попыток фабзавкомов, кооперативов, Советов различных уровней и даже региональных органов ЧК наладить горизонтальные связи внутри регионов или между регионами. Обычно такие инициативы исходили от наиболее крупных хозяйственных либо политических органов самоуправления. Рабочие снаряжали экспедиции в деревню, выменивая произведенный ими товар на продовольствие. Основываясь на примере подобных инициатив, свой вариант решения проблемы голода предлагали максималисты, анархисты и левые эсеры. Они считали, что организация обмена между городом и деревней дело местных советов. Левые призвали налаживать в городах изготовление продукции, необходимой деревне.



Но — зачем же тогда банда дармоедов, засевшая в Кремле? Зачем тогда нужен центральный бюрократический аппарат, Совнарком?

Большевикам было нужно удержать власть, и для этого они заблокировали доступ продовольствия в крупные города (борьба с мешочничеством).