Дж. Глэд: — Я переводил «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, когда находил их у Гуля, по два-три в каждом номере «Нового журнала». Он редактировал не только меня, но и Шаламова, который о таких услугах не просил, но этот конфликт между «метрополией» и эмиграцией, а также между поколениями был неизбежен. [...]

Юлия Горячева: — Вы перевели «Колымские рассказы» Шаламова. Чья правда о лагерях вернее — Солженицына или Шаламова?

Дж. Г.: — Я в корне не согласен с предпосылкой вашего вопроса. Искусство есть цель сама по себе (нем. das Ding an sich), а не средство для достижения другой, высшей цели. Если бы никакого ГУЛАГа никогда не существовало и Шаламов все бы выдумал, как Борхес в своих рассказах, «Колымские рассказы» все равно остались бы в истории как великое достижение искусства. Не все ли равно, существовал реальный Король Лир или нет, и правдиво ли он описан Шекспиром?

Ю. Г.: — В чем, по-вашему, мировоззренческие расхождения Шаламова и Солженицына?

Дж. Г.: — Может быть, я не прав, но не исключено, что этот ларчик открывается просто: Шаламов считал, что Запад его как бы отставил, чтобы дать ход Солженицыну. Было ли такое намерение, не знаю, но Шаламов был лучшим художником, и сам Солженицын с этим соглашался. Мировоззрение тут ни при чем.

Ю. Г.: — Валерий Есипов охарактеризовал воспоминания Солженицына о Шаламове «не иначе как сведение счетов с умершим». Как вы относитесь к этому заявлению? На сайте «Варлам Шаламов» говорится, что приехавшего в США Солженицына спросили о Шаламове, и он ответил: «Такой писатель умер». Как вы думаете, чем вызван такой ответ?