Надо же, 30 лет прошло:(

Даа, 10 ноября 1982 года я помню, а мои одноклассницы помнят его еще как! И Брежнев тут ни при чем. Страшный был денек. Вот думаю, теперь, наверно, организаторов нашей практики засудили бы.

Как тогда это называлось? В больших городах были УПК — учебно-производственные комбинаты. У нас же этим не пахло. А надо было выполнять указания. Вот мы и проходили профессиональную подготовку (9 — 10 класс) в заводской столовой — на поваров нас учили, прямо на производстве. Какую-то теорию, по книжке, нам начитывала заведующая, а потом мы разбредались по цехам. Столовая была, конечно, лучшая в Устюге. Великоустюгский судоремонтно-судостроительный завод — это звучало гордо. Цехов много, накормить надо всех — две раздачи, сплошной поток. А потом, на что осталось, съезжались городские, у кого возможность была по-быстрому подскочить. Готовили, действительно, хорошо, кормили вкусно и дешево. На 32 копейки — первое, второе и третье. Ай, какие были полтавские котлетки, какая подливка, а какой суп-пюре картофельный с гренками... А мучной цех там вообще был гениальный! Не, все перечислять не буду — сама не выдержу, на слюну изойду. Тем более это к делу не относится.

Девчонок из класса делили на две группы. Наша в тот день работала во вторую смену — с 12 до 16 часов. Часам к трем горячка завершалась, столовая уже начинала готовиться к следующему дню. И почему-то, вот надо же так совпасть, мы в тот день оказались все в одном месте (а обычно распределяли по цехам). Надо было срочно чистить яблоки и резать — для компота и пирожков, наверно. И так как нас всех на это поставили, места не хватало. И вместо мучного или холодного цеха мы все оказались в горячем, не так далеко от мармитов. Стоим мы, значит, вокруг стола, работаем. Как я оказалась дальше всех от мармита, вот уж не знаю. Просто повезло. Причем единственной.

С мармита повара сняли бак с только что вскипевшим молоком (!) и понесли его. А на полу в столовых имеются сливы, канализационные решетки, и на плитку рядом с одной из решеток было что-то жирное сплеснуто. Одна из поварих поскользнулась и упала. Молоко прямо из бака вылилось на нее и на ноги тех девчонок, кто был ближе, остальным отлетело уже от пола.

Дальше была жуть. Только сразу скажу, повар выжила, хотя совершенным чудом. Девочки сначала от испуга ничего не поняли, а потом боль, и только тут начали стаскивать колготки (в простых были, в хлопчатобумажных, холодно уже было). На колготках оставалась как будто прозрачная пленка какая-то, как полиэтилен. Поняли, да?

Девочкам повара умудрились еще намазать ноги растительным маслом. Потом девочки сидели в раздевалке в ряд и обмахивали ноги чем придется, чтоб не так жгло.

Потом приехала скорая. Сразу же — к повару, после чего фельдшера завели и в раздевалку. Увидев такой рядок, он заругался: почему вызвали одну машину?!

Вспоминаю теперь, домой я тогда одна что ли шла? Неет, нас осталось двое. Оля просто еще не поняла, что у нее тоже ожог. Вот так.

Правда, в больнице из одноклассниц оставили только одну — у Наташи были глубокие ожоги на ступнях. Остальным сделали перевязки и отпустили. Подруга рассказывала: иду я из больницы, ноги в бинтах, колготки сверху не наденешь, а навстречу дедок: «Совсем девки с ума сошли, зимой в гольфах ходят!» На следующий день кто-то был в школе, кого-то не было.

А тема Брежнева была уж второй. Тогда удивило только одно — как рыдала учительницы литературы. Мне было очень неловко это видеть. Я не могла поверить, что это может быть искренне. И это было такое разочарование — не из-за отношения к смерти Брежнева, а из-за неискренности, как я тогда решила. Потом я, правда, поняла, что это было от души, так уж у них в семье относились к Брежневу и партии. А я вот, такая нехорошая, даже сочинение по «Малой Земле» тогда не написала, и получила заслуженную «двойку», к которой относилась вполне уважительно. Дома мне это тоже легко простили.

Та история в столовой не имела никакого продолжения, хотя мы переживали еще долго. Обварившаяся повариха была мамой десятиклассницы из нашей же школы. У девчонок ожоги зажили, но остались пятна на ногах — у кого больше, у кого меньше. Но заведующих такими столовыми в те годы не трогали.

К Брежневу (тех лет, а другим я его и не помню) с годами я стала относиться просто как к человеку — больному и старому. К брежневским временам — неоднозначно, вспоминая не только плохое, но и много хорошего. Но там, действительно, было всё — и белое, и черное, и цветное, и в полосочку.