Мы сидим на скамейке. Я болтаю ногами и слушаю его болтовню.



— Ты знаешь, сейчас ученые стали настолько круты, что вот представь — древний комар укусил древнего мамонта и залип в древней смоле. Ученые нашли янтарь, достали оттуда комара и из крови извлекли ДНК мамонта, и могут теперь его клонировать. Круто же!

— Наверно. А мы носим на шее бусы из янтаря, *задумываюсь*. Мы носим на шее тоже таких влипших комариков, с капелькой крови тех, кого любили. Или думали, что любили. А может и не любили вовсе, но кровушки пососали.

— Да, носим.

— А вечерами, перед сном перебираем бусины — вот, этого я любила в 15, этот был в 17, это — странный был какой-то, но любовник отменный, а с этим было круто поболтать и совершенно не хотелось его трахать...

— Угу, а представь, однажды мы понимаем, что бусы эти носить тяжело, и рвем нитку, прямо на шее. Она врезается в кожу, оставляет след, но рвется. А бусины рассыпаются. И нет никакого желания их подбирать.

— Да, а некоторые любят их носить — коллекционируют, стараются собрать янтарь поострее, с комарами побольше, вот чтобы видно было, как много там крови.

— Люди думают, что любят. А на самом деле — обманывают. Они просто пользуются другими, а другие позволяют собой пользоваться. Игра все это. Я не хочу играть, я устал от этого.

— Не играй, я больше не играю. Я просто живу. Принятие и позволение. Принять таким, какой есть и позволить ему быть таким, не переделывая.

— Ты — Женщина. Ты никогда не перестанешь играть.



Я машинально щупаю шею. Убеждаюсь, что там пусто. Но след от веревки еще саднит.

Он улыбается. Называет дурочкой, и говорит, что я ничего не смыслю в этом мире, себя опять буду обманывать, и мужчин буду обманывать.

Я соглашаюсь. И радуюсь, что не стану его бусиной.