Одно время (где-то в середине девяностых) вокруг меня звучала фамилия Солженицына. Она звучала везде: из радиоприемника, из телевизора, она часто проскакивала в газетах. Это был своего рода бум, вызванный триумфальным возвращением этого человека обратно в Россию. И все теперь без особых проблем находили и читали «Матренин двор», «Один день...», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ». Страна погрузилась не просто в чтение, но в какое-то святое изучение текстов. И вот получилось, что Солженицын — это такой народный герой, несущий свет вечной истины своим заблудшим читателям. Достаточно было того, что его выслали из страны, что он боролся с системой, как мог, что прожил в эмиграции и теперь вот, поверив в «новую Россию», возвращается, будто давая ей свое благословение.

Тогда мне не особо интересно было слушать разговоры о нем, его интервью, выступления. Тогда, кажется, на волне общественного почитания и восхищения и у меня сложилось какое-то смутное представление о нем, как о правдивом писателе. А вот теперь все покатилось в другую сторону. Мне кажется, что Солженицын был желчным и мелочным человеком. Обиженный на свою страну, которая сначала бросила его на войну с немцами, потом швырнула в лагеря, обвинив без вины. И вот этот человек, обладающий, бесспорно, талантом писателя, пустил его на месть этой стране. Даже не пустил, а спустил. Ведь даже «Один день...» — это полный нарочитого трагизма текст, который имеет одну цель — показать, как плохо жилось тем, кто мотал срок. И уж как худо было ему, Солженицыну, осужденному несправедливо. Ведь отношение к нему, как понятно, было таким же, как и к другим, уголовникам, политическим.

Развернулся Александр Исаевич уже после смерти Иосифа Виссарионовича, да развернулся так, что диву даешься. Оттепель и развенчание культа паразитом Хурщевым дали возможность Солженицыну писать свои произведения, в которых чувствуется тоска по царской России и видятся мощные обвинения в адрес своей страны. Вряд ли он мог поступить иначе, но мог бы понять, что это его личная обида, его личный комплекс жертвы. Все же Солженицын при всех своих регалиях и известности — мелкий пакостник, дорвавшийся до больших масштабов. Все бы ничего (таких пакостников у нас пруд пруди), если бы не его способность выдумывать. Это ведь после него заговорили о миллионах замученных в лагерях и, не в последнюю очередь благодаря ему, — о «заваленных трупами немецких войсках».

Как бы там ни было, я лично Александра Исаевича не уважаю, не принимаю и огорчен тем, что в истории СССР и России имел место быть этот человек, каким-то чудом подхалимства выбившийся в верха и навешавший длинной и теплой лапши на уши миллионам.