Честное слово, я не противник цивилизации, но с большой теплотой вспоминаю деревню, в которой еще не было электричества.
У нас, наверное, у первых в деревне появилось радио на батареях. Каждый вечер приходили к нам в избу соседи слушать постановки. При этом, кто валенки подшивал, кто сетки вязал, сидя на пороге, кто прял пряжу на лавке, кто вязал…
Керосиновая лампа, висевшая под потолком, едва пробивала сумрак дома, в углах его сгущалась таинственная темнота, на комоде под кружевной накидкой стоял зеленоглазый приемник, панель его светилась едва, а динамики погружали нас в таинственный сказочный мир: где-то в глубинах Тихого океана наши моряки противостояли коварным капиталистам…
Мы, ребятишки, лежали в это время на печи, умиротворенные теплом, запахом закваски, каленой глины, убаюканные голосом далекого невидимого диктора.
В печной трубе слышно было завывание метели, за темными окнами лежали бескрайние снега, толстой периной укрывшие поля и сенокосы, луга и леса. Где-то в сельниках, наевшись колхозного сена, коротали долгую зимнюю ночь лоси, волки с опушки вглядывались в еле видимые в ночи огоньки деревни, ловя чуткими носами ее запахи.
На теплых дворах коровы хрупали сено с приречных долин, сгрудившиеся овцы видели коллективные сны про лето, строгий петух на насесте клекотом караулил всякое новое движение на дворе…
… Ближе к весне в деревню завезли столбы, летом поставили их, повесили провода… Осенью привезли динамо машину и дали ток…
— Это ж надо! — Радовались бабушки. — Сколь светло эта лепестрическая лампочка горит. Урони на пол иголку, и ту найдешь…
Потом запели:
«К нам из Острова приехали
На лампочки глядят…
Такие маленькие лампочки,
А ярко так горят…»
В деревне Остров еще не было электричества.
Там пели по другому:
Свету нету, свету нету,
нет и электроичества.
Нету качества парней,
Не надо и количества.