Отдельные граждане пишут: «Мы в СССР и понятия не имели, какой национальности наши соседи/соученики/друзья!». Обратите внимание: не «нам было всё равно» (это как раз хорошо), а именно «понятия не имели». Жили в каком-то этнически дистиллированном мире.

Это неправда или какая-то странная забывчивость. Особенно если речь идет о больших городах. Не знаю, как обстояли дела в маленьких практически моноэтничных городках, но паспорта ведь были и там!

СССР был одним из очень немногих (кажется, вообще двух) государств, где «национальность» (в смысле — этническое происхождение) записывалась в паспорт. Вторым таким благословенным краем была ЮАР эпохи апартеида. Паспорт предъявлялся во многих случаях — от выписывания пропуска до залога при взятии лодки напрокат — и национальность сияла на первой странице.

Более того. Вся федеративная конструкция СССР была построена именно на этническом принципе. Союзные республики, автономные республики, автономные области и автономные округа. И в каждом была «титульная национальность» — четырех, так сказать, сортов. Еще был русский народ, у которого не было «своей» национальной территории — но зато он был главным, руководящим народом. А внизу были совсем малые народы без своих административных единиц. То есть сортов на самом деле было шесть. Не знать того, что в стране — а значит, среди нас! — живут эстонцы и армяне, марийцы и абхазы, и т. д. и т. п. — было совершенно невозможно.

Историй о национальностях — куча. О позитивных и негативных квотах («на эту нацию есть разнарядка» и «увы-увы, это Иванов по матери»).

Бесконечные уточнения типа «инженер-татарин», «портниха-армянка». «У тебя муж еврей? — спрашивали мою маму в роддоме. — Это тебе повезло, евреи заботливые папаши!». Но сколько раз я слышал от немолодых евреев, что они якобы на самом деле не евреи, а усыновленные беспризорники… А сколько было «этнических» анекдотов!

Дискриминация была не только государственная, но и бытовая.

Реальный случай: девочка в пионерлагере говорила, что ей мама велела дружить только с девочками, у которых фамилии кончаются на «-ва» или «-на». Строго! Отсекались не только «-берг» и «-штейн», но и «-кая», и даже «-ко».

К нам в девятый класс пришла девочка — Эмма Шенберг, румяная курносая блондинка. Классная руководительница перед всем классом спросила ее сначала о том, откуда она приехала, кем работают мама с папой, где она живет, и наконец:

— А какая у тебя национальность? Бедная девочка, заливаясь краской, прошептала: — Украинка.

Мы все молчали, глядя кто в пол, кто в окно.

Но одна смелая девчонка в классе была. Она как заорет: — Ты чего, подруга, стесняешься? Прямо говори — немка! А вы, Берта Марковна, сами ведь нерусская, что вы ее пытаете?!

А вместе с тем — постоянное газетное педалирование дружбы народов: «у нас в бригаде трудятся представители двенадцати национальностей!» — не лень же было бригадиру подсчитать…

Разумеется, этническое различение отнюдь не всегда означает дискриминацию, унижение, умаление прав и проч. Вовсе не обязательно. Хотя было и это.

Но я сейчас о другом.

Я о том, что не надо к мифу о советском пломбире добавлять миф о том, что советское общество было «этнически безразличным» (говоря по нынешней моде, «ethnic blind»). Чего не было, того не было.