Это была такая своеобразная фига в кармане, когда накануне Пасхи в нашей советской школьной столовке пекли «Кекс весенний».

На самом деле это был самый настоящий пасхальный кулич, но все делали вид, что никто ничего не понимает, потому что «религия — опиумом для народа» и могут быть неприятности.

А так, кекс и кекс с ванилью и изюмом.

Выпечку раскупали быстро и молча. Я тоже тащила домой странный, обернутый в пергамент кекс-оборотень.

Хотя в нашей семье и не было верующих, но мы красили яйца и бились ими в праздничное воскресенье. Кулич папа любил с маслом.

Наша Пасха стала актом гражданского неповиновения, смелой диссидентской выходкой, протестом против правящего коммунистического режима.

И кекс «Весенний» был с нами заодно. Мякоть крошилась, белая сахарная глазурь осыпались и все это было похоже на заседание подпольного кружка с коллективным чтением запрещенной литературы. Я понимала, что трепаться об этом не надо и от этого преломленный совместно диссидентский хлеб был еще более сладок.

А еще мне было удивительно, что фабулу праздничных событий я знала лучше, чем наша пожилая соседка по коммуналке Манефа Васильевна — тихая, чистенькая, очень спокойная, деревенская женщина. Но это ей совершенно не мешало верить.

У Манефы Васильевны не было телевизора и она рано ложилась спать даже в новогоднюю ночь. Молилась бабушка в свой комнате, где у нет квартировал небольшой иконостас из дешевых репродукций святых и угодников.

В Воскресенье Манефа Васильевна приходила из церкви, когда я еще только продирала сонные глаза.

-Юлееей, — нараспев звала меня соседка и выдавала освященные кусочек кулича и сваренное в луковой шелухе куриное яичко.

Потом она поправляла на голове парадный беленький платок с синими незабудками и уходила поздравлять с праздником семью сына.

Я запивала святые дары сладким чаем, глядела на трубу кочегарки и огромный серебристый тополь за окном и думала, что как же это здорово, что после глухой вологодской зимы, всегда и неизбежно наступает весна и оттепель. И что какая же Манефа Васильевна смелая, потому что ходит в церковь, когда нельзя и что она тоже немножечко диссидент.

А еще о том, что у Бога все живы.