Я обычно ничего не пишу на подобные темы, поскольку слишком горячусь и не хочу никого пугать силой своих эмоций.
В тему:
Псковскую журналистку Светлану Прокопьеву приговорили к штрафу в 500 тысяч рублей
Я читала колонку Светланы, из-за которой разгорелся сыр-бор. Мне трудно оценить этот текст как журналисту, потому что я до сих пор неуютно чувствую себя в этой профессии (боюсь, она мне просто не подходит по самому складу моей личности), но всё же я постепенно с ней свыклась. Тем не менее, я филолог по образованию и прозаик. Так вот за время следствия специалисты провели семь комплексных лингвистических экспертиз: три — от обвинения, четыре — со стороны защиты. Первые нашли признаки оправдания терроризма, вторые — нет. Получилась настоящая «битва экспертов». Если бы меня позвали в неё, то я бы как совершенно рядовой филолог и как прозаик оправданий терроризма в её тексте НЕ нашла бы тоже. Да и с общечеловеческой точки зрения Светлана Прокопьева высказала своё мнение. Она имела на это право. С этим мнением можно до вылупя глаз спорить или соглашаться, но в её колонке не было ничего, что тянет на реальное тюремное заключение по вменяемой ей статье. Сейчас её оштрафовали, но, на мой взгляд, со Светланы нужно снять обвинения, и её защита как раз и собирается действовать в этом направлении.
Дальше начались репосты, лайки, митинги, и вопросы к журналистам, почему кто-то в таких акциях не участвует (или участвует), в том числе и в Вологде. Мол, почему выражаете/не выражаете профессиональную солидарность. Я могу ответить только за себя (сто раз оговорившись, что я такой весьма «относительный» журналист с момента, как пришла в профессию). Я не верю в силу митингов, репостов и лайков в подобных ситуациях. Когда-то всё было иначе, когда-то это и, правда, помогало, и как «старожил соцсетей» я сама была этому свидетелем. Далее последовали «дела о репостах», а далее обстановке в стране вновь поменялась. И «шумиха» теперь помогает далеко не всегда и далеко не всем. Мало того, её зачастую используют просто как временный «громоотвод» для возмущения народных масс. Соцсетями учатся манипулировать. Их, особенно Фэйсбук, превращают в «уголок протестующих»: ну, побузили в своих аккаунтах и успокоились, это очень удобно для управленцев всех категорий. Не согласен? Так напиши пост в ФБ и сиди там протестуй тихо-мирно… Парадоксальным образом именно об этом в каком-то смысле была и та самая колонка Светланы Прокопьевой: о безысходности и бессмысленности подобных форм протеста, в которой очень рано и очень быстро убеждаются молодые люди. Так случилось, что я много общаюсь с молодёжь, и я понимаю суть этого явления. По этому моменту и народный юмор уже прошёлся в пирожках:
над рекой в деревне
обвалился мост
лайками поможем
сделаем репост
Ну и молодёжные музыкальные группы отреагировали: «Я свои права знаю, я ничего не репостил!» (гр. «Заточка»). Или «Дореволюционный советчик»:
О, не выходи изъ Фэ́йсбука, смотри котовъ въ своей лентѣ,
Постъ напиши про «всё плохо» и гляди, какъ боты коментятъ,
доказывая обратное…
Кроме того, репосты и лайки — не единственная форма высказать своё мнение. У журналиста и прозаика Валерия Чубара (Архангельск), которого я очень-очень сильно уважаю, вообще нет страниц в соцсетях. Тем не менее, лучший очерк о Шиесе из всех, которые я читала, написал именно он. Так больше или меньше его вклад в дело защиту Шиеса, чем у тех, кто делал лайки и репосты? Я в принципе сомневаюсь, что вопрос можно ставить таким образом. Даже странно объяснять, что выражать протест можно по-разному, и каждый ищет способ, подходящий именно ему, глупо об этом спорить. Есть тенденция: часть моих коллег-писателей намеренно и совершенно осознанно отказываются от аккаунтов в соцсетях («выходятъ изъ Фэ́йсбука», несмотря на риски такого выхода: «За предѣлами Фэ́йсбука могутъ наставить дуло, /Или поставятъ къ стѣнкѣ, или привяжутъ къ стулу»), или наглухо закрывает их настройками конфиденциальности, формируя собственную аудиторию, которой никто не сможет манипулировать. И это тоже форма протеста. Я тоже задумывалась об удалении аккаунтов, но при моей работе сделать это трудно, потому что они нужны буднично, утилитарно.
Да, человеку, находящемуся под следствием, чисто психологически важно ощущать поддержку коллег. Однако «любая правильная пуля любит свой пулемёт»: журналисты, разумеется, будут защищать журналиста, оппозиционеры — оппозиционера, и, мне кажется, это для любого суда столь же очевидно ещё до всех заседаний, как и то, что брат будет защищать брата, даже если с ним не согласен. (Я, к примеру, не думаю, что в Союзе журналистов все согласны с колонкой Светланы, но тем не менее, Союз выступил в её защиту и правильно сделал с точки зрения корпоративной этики). Нет, к сведению-то примут, конечно, но в том-то и дело, что только примут. Так что поддержка юристов и тех самых экспертов, а также материальная поддержка с практической стороны здесь важней и нужней, если отбросить эмоции. Такова ситуация в стране.
Кроме того, это не решает проблем, которые назрели в нашем обществе, и которые, собственно, и привели и к написанию колонки Светланы, и к судебному преследованию, и вот тут для меня лично начинается разговор, которому в принципе тесно в рамках соцсетей, и которому здесь не место. Нет такого поста, в который я бы умудрилась запихать всё, что я думаю и переживаю по этому поводу. Может быть, смогу «запихать» в книгу, но и то не уверена в своих силах. Однако моя проза — это и есть моя форма выражения моего мнения.
Хочу также заметить, что именно сейчас эффективно было бы обсудить проблему распространения терроризма среди несовершеннолетних во всеуслышание, разобраться в ней, а не замалчивать её. И есть люди, которые осмеливаются это делать, и не только средствами журналистики, но и художественной литературы. Например, прозаик Мамед Халилов в повести «Куда ты ушла, Аминат?» или журналистка и писательница Марина Ахмедова в романе «Камень. Девушка. Вода». Общественная реакция на суть происходящего — это как раз одна из тех действенных мер, которая могла бы хоть что-то изменить на будущее. Но она должна быть именно что общественной, а не только и не столько журналистской или писательской, она должна выйти за узкие рамки профессионального сообщества, а также за рамки соцсетей. Своё слово здесь должны сказать не те, кто пишет (они уже это сделали), а те, кто их читает.