Каждый, кто учился неврологии, знает, что в ее истории было два великих Константина фон — фон Экономо и фон Монаков. Но если первый был австрийцем греческого происхождения и не имел никакого отношения к России (что не помешает нам рассказать о фон Экономо в свой черед), то второй не только родился в будущий День народного единства, но и появился на Вологодчине, в селе Бобрецово, всего в каких-нибудь двух сотнях километрах от Костромы, где в результате событий, легших в основу нынешнего государственного праздника, огласили о воцарении династии Романовых.
Константин фон Монаков
Но вернемся к Косте Монакову. Он родился в 1853 году в селе, а точнее — поместье Бобрецово Вологодской губернии. Сейчас оно находится на территории Грязовецкого района Вологодской области. Его семья была достаточно знатной и богатой, и Костя стал младшим из четырех детей в ней. Однако в 1863 году в семье произошла трагедия — умерла мать будущего великого нейроанатома. Семья решила уехать из России. Сначала они осели в Дрездене, а затем перебрались в Цюрих.
Именно там Монаков и поступил в университет. Уже в университете он сошелся с преподавателем и одновременно директором психиатрической больницы Бургозли Эдуардом Гитцигом. Как клиника, так и сам Гитциг к тому времени уже приобрели свою широкую известность (в весьма неузких кругах). Клинику знали как крупное научное и лечебное психиатрическое учреждение; в ней и в XX веке лечились многие известные личности — например, первая жена Альберта Эйнштейна Милева Марич и его второй сын Эдуард. А Гитцига вообще можно считать основателем всех методов стимуляции головного мозга, поскольку именно он на пару с Густавом Фричем открыл электрическую возбудимость головного мозга, а заодно и взаимосвязь моторной коры и движений тела человека.
Эдуард Гитциг
Так предопределился дальнейший путь нашего героя. Надо сказать, что Гитциг распознал огромный талант студента и постарался ему помочь чем смог, дал ему должность ассистента в Бургозли и небольшую зарплату. Но главное — Монаков смог с самого начала быть на переднем крае нейронауки и психиатрии, видеть реальных пациентов и работать в лаборатории. И именно этот старт привил студенту глубокую убежденность в том, что психиатрические заболевания имеют под собой биологическую основу.
После окончания периода Бургозли судьба в лице Гитцига дала ему еще одного учителя. Бернхарда Алоиз фон Гудмена знали как знаменитого нейроанатома. Именно в то время он изящно сочетал занятия анатомией с клинической психиатрией. Он был известен своими работами по анатомии черепных и зрительных нервов (помните комиссуру Гуддена в заднем углу зрительного перекрестка?), а еще — своими учениками (достаточно назвать Франца Ниссля, Эмиля Крепелина, Августа Фореля, психиатра и писателя Оскара Паниццу).
Комиссура Гуддена в заднем углу зрительного перекреста
Еще в одних скобках отметим, что финал жизни фон Гуддена был очень трагичен. Именно он стал главой комиссии, диагностировавшей безумие знаменитого короля Людвига II Баварского, и именно его тело было найдено рядом с телом короля на берегу Штарнбергского озера. Как погиб знаменитый психиатр, остается до конца неясным.
Бернхард фон Гудден
Но это будет потом, а сейчас состоялась встреча великого Гуддена и великого в будущем, а ныне студента Монакова. И надо сказать, что несмотря на то что встреча длилась всего два дня, она оказала сильное влияние на формирование самого Монакова — а, значит, и на всю нейроанатомию. Монаков уже видел, как Гитциг делает анатомические препараты мозга, а сейчас ему довелось увидеть создателя большого микротома, который стал золотым стандартом в гистологическом исследовании мозга на то время. Более того, Гудден научил студента пользоваться микротомом, научил его окрашивать гистологические препараты фирменным гудденовским методом (карминовым красным), а также показал, что такое метод ретроградной дегенерации, когда перерезание нервного волокна приводит к атрофии тел нейронов (тем самым, фактически, внеся важнейший вклад в нейронную доктрину и открыв способ узнать о том, как связаны друг с другом отдельные участки нервной системы).
Но тут занятия в университете подошли к концу, стипендию на дальнейшее обучение Монаков получить не смог и взял паузу в науке, на год подвязавшись работать судовым врачом на рейсах из Гамбурга в Аргентину и Бразилию.
Когда в 1878 году Монаков вернулся в Европу, он получил должность ассистента в маленькой психиатрической клинике св. Пирминсберга, в горах, далеко от академического окружения. И тем не менее, он провел там семь лет. Директор клиники оставил большую часть клинической практики юному ассистенту, которому к тому же, пришлось выполнять обязанности деревенского врача. Но именно в этой маленькой Богом забытой клинике Монакову повезло. Обследуя свои новые «владения» он обнаружил загадочную никем не используемую комнатку, можно сказать — каморку, в которой был не очаг, нарисованный на холсте. Там стояло гораздо большее сокровище. Что проку было бы Монакову от собственного кукольного театра, который достался папе Карло? Нет, в этой тайной комнате неизвестно как оказалась новая, ни разу не использованная «волшебная палочка» неврологии — микротом Гуддена. Так судьба недвусмысленно показала, что пора заняться делом. При помощи местного рабочего Монаков быстро оборудовал лабораторию и начал экспериментировать над кроликами. Кстати, первое, что он сделал — это воспроизвел механизм ретроградной дегенерации, который показал ему Гудден. Это действительно работало! И уже в те семь лет, еще до возвращения в Цюрих в 1885 году ученый сделал несколько важных открытий — например, установил архитектуру зрительного нервного пути из глаза в латеральное коленчатое тело, одну из структур головного мозга, помещается на нижней латеральной стороне подушки таламуса в виде достаточно большого плоского бугорка.
Вообще, за свою жизнь Монаков совершил огромное количество нейроанатомических находок.
Аркуатный пучок
Одно из главных открытий, которые сделал Монаков как нейроанатом, это, бесспорно, аркуатный пучок (автозамена на компьютере постоянно пыталась исправить это слово на аккуратный и выдать в поисковике десяток способов сделать прическу секретарше). Этот же термин может звучать как «аркуатный фасцикул», дугообразный пучок и так далее. Этот важнейший пучок волокон связывает две зоны головного мозга, ответственные за речь — зону Брока и зону Вернике. Но есть еще и ядро Монакова, расположенное в области продолговатого мозга, в центре веревчатого тела; отдает волокна в нижнюю ножку мозжечка и пучок Монакова — красноядерно-спинномозговой (руброспинальный тракт), ведущий из крупноклеточного красного ядра среднего мозга в передние рога спинного мозга и отвечающий за регуляцию мышечного тонуса, необходимого для удерживания тела в состоянии равновесия без усилия воли. Вообще, как забавно сплетается жизнь, история и нейроанатомия: пучок Монакова, открытый при помощи микротома Гуддена, на уровне среднего мозга переходит на противоположную сторону, образуя перекрест Фореля. Так в среднем мозге встретились два ученика Бернхарда Гуддена…
Руброспинальный тракт
Очень много сил Монаков отдал изучению локализации нервных функций, поражению центральной нервной системы (особенно инсультов — у Монакова была своя классификация инсультов). Монаков утверждал, что по выпадению тех или иных психологических операций можно судить лишь о зоне поражения, но не о локализации психической функции. Потому он ввел понятие «асемии», характеризующее то, что нарушения сложных символических функций могут иметь место при самых различных по локализации поражениях мозга (и как он был прав!). Опираясь на представление об иерархической организации мозга, ввел понятие «диашизиса» («расщепления), подразумевающее то, что всякое органическое поражение (как нервной системы, так и внутренних органов) непременно создает вокруг себя зону функционально-динамических изменений, и именно в силу этого поражение участков, которое вовсе не связано с высшими психическими функциями, также может вести к их нарушению.
Однако не только нейроанатомическими открытиями и работами по неврологии и нейрофизиологии славен наш герой. Сейчас нам известны достаточно много исследовательских институтов, посвященных исключительно мозгу — и много проектов, посвященных картированию мозга в том или ином смысле. Так вот, пионером подобных институций и подобных проектов в Швейцарии (и, пожалуй, во всей Европе) стал именно Монаков.
К 1890-м годам он уже набрал научный вес в мировой неврологии и психиатрии. Так, например, в 1894 году он получил предложение на должность полного профессора в Университе Иннсбрука — но предпочел остаться в Цюрихе. Кстати, забавный эпизод: тогда же Монаков баллотировался на должность associate professor (ну не доцент это все-таки) и главы неврологической клиники в Цюрихе — и консервативные швейцарские медики проголосовали против. Правда, мудрое правительство Цюриха успело сказать: «Уважаемые медики, а вы часом не охренели там у себя?» и отменило результаты голосования. Так неврологическая клиника в Цюрихе получила университетский статус, еще один выходец из Российской империи, уроженец Варшавы Мечислав Минковский (брат основателя феноменологической психологии Эжена Минковского и дядя крупнейшего неонатолога XX века Александра Минковского) получил ставку ассистента — и появился первый в Европе Институт мозга. Здесь работали люди не только из Европы — многие открытия в анатомии головного мозга здесь сделали ученые из Японии, что добавило авторитета институту. Рабочими языками института были сразу три: английский, немецкий и французский (хотя, конечно, немецкий был основным). Кстати, активно сотрудничал Монаков и с Владимиром Михайловичем Бехтеревым.
Корнелис Винклер
Очень близко общался наш герой и с первым голландским профессором неврологии Корнелисом Винклером. С этим ученым он вел тесную переписку, в которой в том числе отразились очень, на мой взгляд точные взгляды на науку. Так, например, после начала Первой мировой войны и выхода знаменитого письма 93 немецких ученых, художников и писателей в поддержку войны, он писал:
«Ряд немецких ученых ([Вильгельм Генрих] Эрб, [Германн] Оппенгейм, [Пауль] Эрлих и даже [Эрнст] Геккель!) отослали обратно все свои научные награды, когда-то полученные в Англии, — это для меня неразумный, неудачный шаг, которым они отдалились от международной науки, не имеющей ничего общего с политикой».
Поэтому неудивительно, что Александр Романович Лурия, еще один великий нейрофизиолог-универсал называл Монакова «одним из наиболее глубоких и осторожных неврологов нашего времени». Очень точная характеристика!
Литература:
Constantin von Monakow, Vita mea — Mein Leben, Huber Verlag, Bern,
Switzerland, 1970.
Constantin von Monakow (1853–1930): A pioneer
in interdisciplinary brain research and a humanist
Mario Wiesendanger, C. R. Biologies 329 (2006) 406–418
The Correspondence between Winkler and Monakow During World War I
Peter J. Koehler, Caroline Jagella
Eur Neurol 2015; 73:66–70 DOI: 10.1159/000367842