Когда я иду по набережной, я стараюсь не смотреть. Больно

[Блогово]

Говорят, красота — это социальный конструкт. Не знаю. Только вот, как говорилось в незабвенном мультфильме «Смешарики»: «Можно жить без пирожных и велосипеда с фонариком, без каруселей и медали за первое место…, но вот без красоты жить никак нельзя».

Сейчас у меня стойкое ощущение, что красоты нас лишили. Что загнали нашу тихую, непритязательную, северную, но такую гармоничную красоту в холодные и безжизненные рамки. И течёт теперь наша красота посередь бетона, и очень, очень сложно разглядеть в ней ту красоту, былую. О которой Рубцов писал, например.

Учили мы с дочкой его стихотворение в садик на конкурс. Вот про эту самую нашу красоту:

Живу вблизи пустого храма,
На крутизне береговой,
И городская панорама
Открыта вся передо мной.
Пейзаж, меняющий обличье,
Мне виден весь со стороны
Во всем таинственном величье
Своей глубокой старины.

И у дочки отзывались эти строки, потому что и наша семья живёт на крутизне береговой, не так далеко от того места, о котором писал поэт. И эта удивительная преемственность времён, о которой он говорит здесь — и современный ему город, и древний — сливаются в одно, органичное целое. И вот, шагали мы по набережной, читали эти стихи и чувствовали обе живое, непосредственное очарование нашего провинциального города. А теперь нет.

Нет его теперь. Есть грубый бетон, есть маленькая и ничем не примечательная река, есть лысые, ровные каменные берега. А красота ушла, спасибо, на картинах осталась.

Когда я иду по набережной, я стараюсь не смотреть. Больно. И сложно даже представить художника, которого посетит вдохновение при взгляде на это бетонное убожество.

Наверное, я привыкну. И дочка привыкнет, а младшие дочь и сын вообще не вспомнят зелёные речные берега — слишком уж маленькие они сейчас. Только вот красоты в нашей жизни больше не становится. Красивых слов — да. А красоты всё меньше и меньше.