— Кто это? — портрет белокурого мальчика висел прямо над массивным письменным столом эпохи сталинского ампира. Смотрительница музея «Дом на набережной» явно обрадовалась моему вопросу.
— Лева Федотов. Его называли Леонардо из 7Б, Гумбольт. Он был невероятно талантлив и как Нострадамус предсказал точную дату начала Великой Отечественной войны и то, что произойдет в ее первые месяцы…
Из дневника Левы Федотова, 5 июня 1941 года:
«Хотя сейчас Германия находится с нами в дружественных отношениях, но я твердо уверен, что это только видимость. Тем самым она думает усыпить нашу бдительность, чтобы в подходящий момент всадить нам отравленный нож в спину… я приобрел уверенность, что лето в нашей стране будет неспокойным. Я думаю, что война начнется или во второй половине этого месяца, то есть июня, или в начале июля, но не позже.
Германия будет стремиться окончить войну до морозов… так как до зимы они нас не победят, но то, что мы сможем потерять в первую половину войны много территорий это возможно. Честно фашисты никогда не поступят.
Они наверняка не будут объявлять нам войну, а нападут внезапно и неожиданно, чтобы путем внезапного вторжения захватить побольше наших земель. Как ни тяжело, но мы оставим немцам такие цены, как Житомир, Винница, Витебск, Псков, Гомель и кое-какие другие. Минск мы, очевидно, сдадим. О судьбах Ленинграда, Новгорода, Калинина, Смоленска, Брянска, Кривого Рога, Николаева и Одессы я боюсь рассуждать.
Правда, немцы настолько сильны, что не исключена возможность потери даже и этих городов за исключением только Ленинграда.
То, что Ленинграда немцу не видать, в этом я уверен твердо. Если же враг займет и его, то это будет лишь тогда, когда падет последний ленинградец. До тех пор, пока ленинградцы на ногах город Ленинград будет наш.
За Одессу, как за крупный порт мы должны, по моему, бороться даже интенсивнее чем за Киев. И я думаю, одесские моряки достойно всыпят Германцам за вторжение в их город. Если же мы сдадим по вынуждению Одессу, то гораздо позже Киева, так как Одессе сильно поможет море.
Понятно, что немцы будут мечтать об окружении Москвы и Ленинграда, но я думаю, что они с этим не справятся. Окружить Ленинград, но не взять его, фашисты еще могут, окружить же Москву они не смогут в области … ибо не смогут замкнуть кольцо к зиме. Зимой же для них раны Москвы и дальше будут просто могилой. Я, правда, не собираюсь быть пророком, но все эти мысли возникли у меня в связи с международной обстановкой, а связать их и дополнить мне помогли логические рассуждения и догадки. Короче говоря, будущее покажет…»
Дневники Льва Федотова были обнаружены уже после войны. Они состояли из 15 общих пронумерованных тетрадей.
Записи велись с 1935 года (тетрадь I) по 23 июля 1941 года (тетрадь XV). Лева записывал все, что происходило с ним за день, свои мысли, разговоры с друзьями, события, свои сомнения, догадки и прогнозы…
На сегодняшний день сохранилось всего несколько тетрадей, рисунков и пара фотографий. Все остальное погибло во время эвакуации.
Все, что осталось, много лет бережно хранила его мама.
Роза Лазаревна Маркус была родом из большой бедной еврейской семьи. Отец умер, Роза рано начала работать, а потом вслед за старшей сестрой уехала в Париж.
Делала шляпки в мастерской, бала очень красива.
Как-то там прибилась к революционерам, познакомилась с Луначарским, Красиным.
Потом уехала в Америку. На въезде в страну, сказала, что она коммунистка и ненадолго загремела в тюрьму.
В Нью Йорке Роза познакомилась с Федором Федотовым — красивым, но суровым политическим эмигрантом
На одном из революционных собраний Федор подошел к Розе и попросил стакан воды. Он хотел рассмотреть ее щеки — не накрашены ли. Остался доволен, потому что большевичке не следовало краситься.
Потом они много говорили о революции, потом он попросил у нее разрешения ее поцеловать. Один раз. И, как рассказывает Роза Лазаревна, больше никаких поцелуев и нежностей у них не было.
Федор Каллистратович Федотов и внешностью, и судьбой был похож на Джека Лондона. Колесил по Америке, менял работу, мечтал стать писателем, был революционером, вел дневники, за участие в забастовке получил 10 лет каторги, но был отпущен под залог и вместе с молодой женой в 20-м году вернулся в Россию.
«Лучше черный хлеб в Советском Союзе, чем ваши сдобные булочки, — сказал он работнику парохода, везущего их через океан на Родину.
Федор Федотов погиб неожиданно и нелепо. Утонул при загадочных обстоятельствах в командировке в Алтайском крае, когда сыну было 10 лет.
Лев увлекался всем на свете, обладал энциклопедическими знаниями и невероятным упорством. У него была богатейшая коллекция минералов, бабочек, гербарий с латинскими названиями растений.
Но Лева был невероятно талантлив не только в науках. Он прекрасно рисовал и мог рисовать целый день, совершенно забывая про еду. Писал прозу и обожал музыку. Пожалуй, в музыке он был особенно одарен.
Его любимой оперой была „Аида“. Он знал ее наизусть. Посещение оперы занимает в его дневнике особое место: „С первых же звуков скрипки у меня началась лихорадка. Вступление было прекрасно!“
Уже дома, он по памяти, безошибочно сделал нотную запись торжественного марша из „Аиды“.
Его мама рассказывала, что у Левы было „горло певца“. Вернувшись в Союз молодая семья революционеров долго жила в гостинице „Националь“.Номер был с видом на улицу Горького. Мимо часто проходили демонстрации, в колоннах пели, и крошечный мальчик, прежде чем заговорить, начал подпевать, безошибочно попадая в ноты.
Лева часто болел и обладал скверным здоровьем. Плоскостопие, близорукость, плохой слух, приступы падучей, но все это не мешало ему заниматься джиу-джитсу и круглый год ходить в легкой одежде.
Так он закаливался и готовил себя к долгой, героической жизни.
Лева Федотов погиб в июне 1943 года. Точно не известно случилось ли это в бою или в грузовик с солдатами попала бомба.
История Левы Федотова и его дневники стали известны благодаря писателю Юрию Трифанову.
Друга, соседа и однокашника он вывел под именем Антона Овчинникова в своей знаменитой повести „Дом на набережной“.
„Он был гениальным человеком. Конечно, это был гений. Причем в леонардовском духе. Абсолютный гений, тут уж ничего не скажешь“
„Последний раз я встретил Антона в конце октября на Полянке в булочной. Наступила внезапная зима, с морозом, снегом, но Антон был, конечно, без шапки и без пальто.
Он сказал, что через два дня эвакуируется с матерью на Урал, и советовался, что с собой взять: дневники, научно-фантастический роман или альбомы с рисунками? У его матери были больные руки. Тащить тяжелое мог он один.
Его заботы казались мне пустяками. О каких альбомах, каких романах можно было думать, когда немцы на пороге Москвы? Антон рисовал и писал каждый день.
Из кармана его курточки торчала согнутая вдвое общая тетрадка. Он сказал: ‚Я и эту встречу в булочной запишу. И весь наш разговор. Потому что все важно для истории‘.
#волшебныедети