Эту историю рассказала мне Ангелина Ивановна Шабалина из села Кубенского Вологодского района Вологодской области…

Шло лето 1947-го года. Время послевоенное, тяжелое, голодное… Мужчин в колхозе не хватало. Поэтому, когда встал вопрос кому гнать коров на мясокомбинат в Ленинград, выбор пал на двух молоденьких девушек Аню и Нину и уже пожилого мужчину-гуртоправа Василия.

— Должна была идти мамина сестра Аня. Но ей было всего 15 лет, и вызвалась вместо нее идти моя мама — Надежда Петрова, ей в то время был 21 год, — вспоминает Ангелина Ивановна, которой всё это ее мама и рассказывала. — Фамилий Нины и Василия я не знаю, не помню…

Надежда Петрова

 

Сто голов скота надо было гнать через разоренную войной страну… До Песочного 2 км Надю и ее попутчиков проводили сестры Аня и Люба.

— Их там рассчитали, выдали деньги. Мама купила сестрам по стакану повидла, отдала часть денег, попрощались они, и младшие побежали обратно домой, а мама с Ниной и Василием — в путь-дороженьку. Двинулись путники со стадом по дороге вдоль Кубенского озера.

Поклажу вез запряженный в «пологузку» (вид телеги) не молодой и очень смирный бык. А вся поклажа — кое-какая еда и одежонка.

Ещё до отправления прикинули, что идти им надо, чтобы успеть к сроку по 12 км в день. Но они шли быстрее и концу второго дня были у Новленского. Расположились на ночлег. Но не доглядели, и телки подошли к стогам и копнам сена. Кто-то, наверное, увидел это. Прискакал на лошади мужик, назвавшийся председателем колхоза, и разогнал всех коров.

— Мама спряталась под копну, он увидел и нарочно проскакал совсем рядом, и лошадь копытом сильно ушибла ей ногу. Надо бы ей было в милицию на этого председателя сказать (нога-то болела потом), да не захотели связываться…

После такого случая, ночевать в этом месте, конечно, не стали. Собрали поскорее стадо и пошли дальше…

Совсем бы девушкам было тяжело и грустно, если бы не веселый характер дяди Васи, у которого через слово — шутка-прибаутка. Ну, а с шуткой, как известно, и беда не беда.

Шли дальше. Старались останавливаться вблизи деревень, чтобы напоить скот в прудах, или на берегах речек. Разводили костер, варили картошку. Если шли или останавливались вблизи леса — и грибков найдут, сварят. В деревнях покупали хлеб, заходили к людям пообщаться. Кое-где, бывало, и покормят. Так как стадо без присмотра оставлять было нельзя, бегали в такие дома по очереди.

Они воочию видели, что пережили люди там, где шли бои.

— Одна женщина показывала им дорогу с сыном. Сын у неё не говорил. Говорить он перестал от испуга, когда в эту деревню пришли немцы.

Бывали и такие случаи, о которых говорят — «и смех и грех»: утром проснулись, видят, бык стоит у телеги и что-то треплет там. Оказалось, что это он съел узелок, в котором у Нины лежали краюха хлеба и деньги. Осталась Нина без денег.

— Ну, чего, победовали и дальше пошли. Дорога, чем ближе к Ленинграду становилась труднее и страшнее. Стали попадаться по пути поля огороженные проволокой с красными тряпками, это означало, что тут заминировано.

Однажды на такое поле зашла телка и разорвало в куски ее. Испугались, конечно, а что делать — пошли дальше, другой дороги нет.

Случалось и более страшное. На их глазах погибла женщина…

— Подошли к одной деревушке, а там развилка, и они не знали куда идти. Видят в огороде бабушка ходит, окликнул её, а она говорит «не слышу» и стала подходить к загороде… и как не бывало бабушки. Нина все плакала, она еще моложе мамы была… А минные поля все чаще и чаще, а ведь телушке не скажешь — туда не заходи, так они помаленьку поголовье и теряли.

Однажды видят: едет машина, в кузове пленные немцы, что-то крикнули девчонкам. А Надя, она бойкая была, тут же показала им, что, мол, вешать вас надо. А немец ей в ответ, что вешать надо Гитлера: один глаз, как челкой ладонью наискосок прикрыл…

Под Тихвином шли по дроге через сгоревший лес: одни чёрные стволы на километры пути, да по низу трава и вички кустов. И вот в таком-то лесу было очень много белых грибов. Кстати, оказалось, что грибы эти и бык очень любит, ими его и кормили пока через т лес шли.

Но не только грибы попадались в тех лесах. Часто и останки солдат.

— Они каждого оплакивали, и зарывали…

Так шли и шли. Когда вечером все коровы ложились в траву, когда ложился и бык (его распрягали на ночь), девушки пристраивались спать так, чтобы подошвами ног касаться быка, так им казалось теплее…

Месяц шли они до Ленинграда и привели на бойню половину от того стада, что выгнали из Кубенского.

— Там они скот по описи сдали и денежки получили. Пустили их и на территорию комбината. Сказали: «Здесь ешьте колбасы сколько влезет, а выносить нельзя». Но там сами рабочие предложили им колбасу по дешевке. Ну, как не купить, мама взяла и положила в мешок, в одежонку завернула. Так же сделала и Нина. А когда стали выходить, их на проходной стали проверять. Вываливайте, говорят, все из мешка, а мама отвечает: ничего не вывалю, я молодая девка месяц шла не мытая… Ну, проверяющий похлопал по мешку и пропустил, так же и Нину. А Василий ничего не брал. У комбината был магазин. Они зашли купить гостинца домой и встали в очередь, вдруг мама чувствует что-то кто-то лезет в карман, а стоит за ей дамочка в шляпке и сеточкой лицо прикрыто. Мама ей и сказала: «Ну, лешой с тобой, только и места твоей руке в моем кармане!» Дамочка даже не смутилась. А подошла мамина очередь продавец ей и говорит: «Сразу видно, что не здешние, не боишься, что выйдешь и нос отрежут». Но всё тогда обошлось. Купила мама себе жакетку плюшевую и туфли., а когда приехала домой, оказалось, что туфли-то на бумажной подошве.

Обратно они ехали поездом. Когда Надежда пришла домой, и надела туфли, оказалось что они на бумажной подошве.

Это всего лишь один эпизод многотрудной жизни Надежды Христофоровны Петровой.

Довелось ей поработать и на сплаве леса, и на кирпичном заводе в Соколе, где она бригадирствовала над пленными немцами. А большую часть жизни работала в колхозе, ломила наравне с мужиками на загрузке зерна, метала стога, была дояркой… Прожила долгую жизнь и умерла в январе 2009 года.

Вечная ей память. И Нине. И Василию…

Бригада, работавшая на сплаве леса. Надежда Петрова справа в среднем ряду в клетчатом платке, ей примерно 25 лет.