Написала этот пост ровно два года назад и захотелось его повторить в связи с тем, что я перечитала за последние дни в своей ленте.
Работая в судебной психологии, мне пришлось вплотную соприкоснуться с темой домашнего насилия. Судьба забросила меня в убежище, где находились женщины-жертвы сложных семейных ситуаций, настолько сложных, что их жизни грозила опасность и штат предоставлял им убежище с засекреченным адресом, где они и их дети могли почувствовать себя в безопасности.
В этом убежище женщин учили, оказывали финансовую поддержку, готовили к выходу в самостоятельную жизнь. Жизнь без абьюзера.
С ними работали полиция, психологи, социальные работники и юристы. Такой комплексный подход к проблеме домашнего насилия — это часть закона о домашнем насилии в Америке, который действительно работает здесь с середины 80-х.
Руководила убежищем волонтёр, состоятельная американка, old money, trust fund baby, которая была рождена with a silver spoon in her mouth, из очень благополучной семьи, горячо любимая своим мужем.
Кэрон (назовём так хозяйку убежища) пропадала на своей волонтёрской работе с утра до вечера, принимая личное участие в судьбе каждой женщины. Она выкладывалась на все 150%: я пробыла там около месяца и видела, как она делала всё возможное и невозможное, чтобы помочь попавшим туда жертвам насилия.
Нужно сказать, что через месяц работы в убежище я почувствовала себя совершено опустошённой.
Меня эмоционально совершенно изматывал тот факт, что многие женщины, несмотря даже на угрозу жизни для них и их детей, возвращались домой, к своему абьюзеру. Около восьмидесяти процентов женщин-жертв домашнего насилия по статистике возвращается к своим садистам.
Я понимала всё на интеллектуальном уровне на тему психологии жертвы насилия, изо всех сил сочувствовала их обстоятельствам, но это так не вписывалось в мою личную парадигму отношений с мужчинами, что я элементарно «выгорела» и считала дни до окончания практики.
Однажды из приюта уходила, возвращаясь домой к своему мужу-садисту, очередная женщина. Я чувствовала досаду и гнев: как же так можно! Как же так можно идти навстречу своей misery, а возможно и гибели!
И я поделилась своими чувствами с Кэрон. Я думала, что такая «сильная» женщина, как Кэрон, поймёт такую «сильную» женщину, как я.
Кэрон улыбнулась и сказала:
«Эти женщины абсолютно ничем не отличаются от тебя и меня. Они такие же. Так же хотят любви и так же ненавидят насилие. Просто им по какой-то дурацкой лотерее не выпал шанс. Тебе и мне выпал, а им нет. И ты, и я запросто могли бы оказаться в такой же ловушке. Мы же понимаем, что у чернокожей девочки из южных районов Чикаго всегда меньше шансов, чем у такой белой девочки как я».
После этих слов Кэрон извинилась и помчалась в госпиталь спасать очередную жертву зверского избиения.
Я долго прокручивала в голове свой разговор с Кэрон. Я вспомнила момент из своей жизни, когда я столкнулась с насилием от очень близкого человека на территории чужой страны и только счастливый случай помог мне вернуться домой живой и здоровой. От меня зависело ничтожно мало, но мне помог счастливый шанс, везение. Могло бы закончиться всё намного печальнее, как у женщин из убежища, но бог миловал.
Я вскоре ушла из убежища: закончилась моя практика. Я часто вспоминала слова Кэрон о том, что в жизни бывают моменты, когда у тебя отберут рычаг контроля над ситуацией, каким бы белым твоё пальто ни было. И без этого рычага контроля тебя будет трепать и колбасить, как былинку на ветру. И ощущение бессилия и ничтожности не будет покидать тебя ни на секунду. И стыд за это бессилие и ничтожность будет ещё больнее физической боли, которую причиняет тебе садист. И если тебе повезёт, тебе протянет руку вот такая Кэрон и не задав ни одного вопроса, не осудив, попытается помочь тебе вернуть твоё равновесие. Даст тебе шанс, даже если ты к нему не готова. Даст тебе шанс без расчёта, что ты им воспользуешься или отблагодаришь.
Высший пилотаж эмпатии заключается именно в том, что ты способен на понимание, сострадание и сочувствие человеку, в ситуации которого ты возможно никогда и не был.