ЛАРИСА.

Там на Можайского-то сначала просто такие деревянные мостки были, потом уж заасфальтировали, году в семьдесят…. Нет, не помню. Хорошо стало.

И вот он нажрется, а почти каждый вечер нажирался, и давай её молотить смертным боем. Она уж и сxxа, и xxxx (женщина лёгкого поведения - Ред.), и всему депо давала, и жрать готовить не умеет, а он на себе всю семью тащит, и её, гадину такую.

В комнате-то тесно, не развернёшься, дак он её во двор вытащит и рожей по асфальту, не зря асфальтировали-то. Будешь гулять, Нинка, будешь? А она уж в крови – сам кобелина, сволочь, алкаш, скорее бы сдох, зря от тебя и детей-то рожала, от урода, ну и всё в таком духе. На всю улицу крику, все вышли, смотрят. Такое представление-то!

Соседи за милицией сбегают, телефонов-то не было, приезжает козелок. Они уж знали, в чём дело, сколько раз ездили. Ну и его в козелок, побои же, статья.
А Нинка как накинется на них – куда мужа тащите, скоты? Кормильца моего? Коленька, любимый, родной! И за ноги его хватает – не отпущу! А сама на ментов прыгает. Отдайте Коленьку моего родного! Люди, поглядите! Что творится-то, забирают ведь ни за что. И рыдает стоит!

Ну, они уедут, он её обратно домой. И уж оттуда – ты вызвала мусоров, ты? Сxxа, xxxx (женщина лёгкого поведения - Ред.), убью. И прямо слышно удары-то.

Я вот все и думала – а зачем им эти Коленьки, пропойцы эти, вот зачем? Его бы, любимого-родного, посадили за побои, дак хоть пару лет бы нормально пожила, спокойно. Хоть без синяков на работу бы ходила, Нинка-то.

А то меня ж часто стыдили: чего ты, Лариска, одна с двумя детьми и без мужа. Да вот поэтому. Спасибо уж, сама, без любимого-родного.