И давай бульдозером сырки «Дружба» давить, ибо санкции

[Блогово]

Вот у нас бывает, периодически зарубежные продукты давят тракторами, дескать санкции, запрещено, вот это всё. Ну, закон есть закон, что уж тут поделать.
А вот у них там, в Европах да Америках, как там с этим, есть такое явление?

Ну, чтобы вот так собрались бы где-нибудь под Мюнхеном, за местной промзоной немцы на пустыре и давай бульдозером сырки «Дружба» давить, ибо санкции.

И всё честь по чести у них: тётя толстозадая, вытаращив белёсые глазёнки, бегает с бланками, что-то пересчитывает всё время нервно и злобно зыркает на вороватых, испитых грузчиков, которые украдкой волокут одну упаковку в кустики полыни, соображая, что в качестве закуски данная штука — просто первый класс. И парочка каких-то гражданских в тёмных очках, морщась курят и невесело посмеиваются, и ветер треплет их светлые плащики, и погодка явно портится, и быть дождю.

И трактор здоровенный, жёлтый, долго-долго заводили, наматывая куда-то такую верёвку с деревянной ручкой на конце, и дёргая какой-то неведомый пусковой механизм, и он, трактор, гулко хрюкал и кашлял, ни в какую не желая заводиться, а потом вдруг расколол сухим треском сонный воздух и натужно заревел, распугав с низких крыш блёклых ангаров жирных голубей.

И потом, лязгая, как танк в старинном фильме про войну, мял бы беззащитные продукты питания, а чуть сутулый оператор лез бы прямо под гусеницы со своей дорогущей камерой и снимал бы крупным планом плачевный конец незаконно ввезённой снеди.

И чтобы тракторист вылез бы потом, устало стёр бы со лба брезентовой рукавицей крупные капли трудового пота и задумчиво бы тыкал заскорузлым пальцем в густо облепленные дружбой траки, и, презрительно сплюнув, вполголоса говорил бы на чистом немецком — эх, сыр, понимаешь, растудыть его тудыть, к такой-то матушке.

А утром по всем центральным каналам новость. Ахтунг-ахтунг! Изъята партия запрещённых сырков и весь контрафактный деликатес был беспощадно ликвидирован согласно действующему законодательству.

И телезрители такие смотрят, и иные довольно ухмыляются в усищи и кивают, мол так их, правильно, нечего нам тут! Свой сыр есть будем! Он может, конечно, и не самый у нас, но зато свой, родной, немецкий. Может и уступает в чём зарубежной вкуснятине, не отрицаем, зато — плоть от плоти и посконный зело! Никакой химии! А в зарубежный — чёрт его знает чего насуют то!

А где-нибудь, на съёмной тесной квартирке, какой-нибудь тщедушный и очень недооценённый фотографишко взовьётся от таких новостей в бессильной злобе. Мол, да что же это такое, нормальной «Дружбы» днём с огнём не сыскать стало, всё подавили, ироды!

Или, допустим в Италии — идёт кулинарное шоу по ТВ, и там весёлый ведущий, готовящий праздничный салат, делает такую небольшую ремарочку — так мол и так, дорогие товарищи, по уму тут бы сейчас, конечно, всё это великолепие припудрить бы щедро Пошехонским или Костромским, но сами понимаете времена сейчас не простые, так что обойдёмся скромненько пармезаном.

И домохозяйка из Римини, наблюдающая данное шоу, саркастически кривится в ответ телевизору: да мы того Костромского уже года четыре как не видали! А какой был сыр! Ум отъешь!

Вот я — то в заграницах в этих в ваших не бываю, а вы, товарищи зарубежные, которые у меня тут в читателях имеются, скажите как на духу — есть у вас там такое? Давят российский продукт тракторами? Есть перебои с Костромским сыром? А Омичка ещё встречается?