И я поспешил на огонь. 
В клубе меня встретили настороженно. Чужаков в наших деревнях в те времена не баловали. Могли и по щам надавать ни за что, ни про что. Но я не боялся. У меня была охранная грамота районной газеты, которую я мог предъявить в случае конфликта. Уж на газету вряд ли, кто бы осмелился наехать. 

Но опасаться было нечего, в клубе был пяток девчонок да с десяток парней школьного возраста. 
Парни строили из себя взрослых, лениво гоняли бильярд и выходили время от времени на улицу, должно быть, курить втихаря за клубом. 
Из магнитофона пела София Ротару, входящая тогда в пик популярности. Пела «Червону руту», песню про любовь и девичьи чары, которую она с успехом поет и по сей день. 

-Ребята, - громко обратился я. - Скажите, где Борис с пилорамы живет? 
-Это в другой деревне, - отвечали парни, бросив игру. - Километра два ниже. А вы чего, родственник? 
- Да нет, просили корзинку с пирогами передать… 
- Дак вон сын его будет, - показали они. 
Выступил засмущавшийся паренек. 
-Чего? От баушки, что ли? 

Я передал ему корзинку с пирогами. 
Он вытащил из нее холстину и положил на бильярдный стол. Тут же ее развернули и к пирогам потянулись руки. 
Момент и от пирогов не осталось и крошки. 

-Хорошие пироги у тебя бабка печет, - похвалили ребята и гурьбой потянулись к выходу. –Айда, на Киргоды прошвырнемся, - кричали они. 
Девчонки тоже потянулись вслед за ними. Я еще посидел в пустом клубе и пошел на улицу. Надо было искать ночлег. 
Идти к председателю сельсовета или колхоза, чтобы устроится на постой, в такую пору было неприлично. Деревня быстро отходила ко сну. 
Еще слышны были отдаленные голоса парней, идущих в соседнюю деревню, да приглушенный смех девчонок. Кое-где еще сонно побрехивали собаки. 

Часа на два-три ночная деревня переходила во власть молодежи. Пока взрослые спят, пока дрыхнет все остальное деревенское население: и собаки в теплой дорожной пыли, и лошади в ночных лугах, и куры вместе с петухами на насестах, и коровы на фермах, и птицы в гнездах, весь этот деревенский мир с наливающимися яблоками в садах, вспухающими от урожая картофельными боровками, окрестностями, погруженными в туманные разливы, все переходит в их владения. И под этим звездным августовским небом будут зарождаться в них первые, странные чувства, с непонятными томлениями в груди, жаждой полетов и героических свершений… 

- Эх. молодость! –Подумал я. - Пролетела в один миг и не заметил. 
Я вышел за деревню в подступающее ячменное поле. Оно было сжато. Рядом с дорогой темнела большая копна соломы. 
-Вот и ночлег, - радостно подумал я. – Что может быть лучше этой ароматной постели под темным августовским небом! 
У меня была в карманах пара яблок, сорванных в деревне с выступавших за забор веток. 
-А вот и ужин! 

Краем уха я слышал, как возвращается из Киргод молодежь. Скоро стих лай собак и я, зарывшись в солому, уснул сном праведника.