В преддверии концерта в Череповце лидер «ДДТ» Юрий Шевчук в прямом эфире «Авторадио» встретился с череповецкими журналистами и ответил на их вопросы. Это интервью стало первым для Шевчука в этом году. Культовый рок-певец рассказал, что его вдохновляет на творчество, об альбоме «Прозрачный», отношению к Башлачёву и политичности рок-н-ролла. Журналист cherinfo.ru систематизировал ответы Юрия Шевчука и разбил их по группам, чтобы интервью воспринималось как целиком, так и по частям.

О том, что вдохновляет

— Это жизнь. Хотя вдохновение — барышня ветреная. Немного боюсь этого слова — «вдохновляет». Стараюсь думать о себе скромнее, правда, не знаю, получается или нет. Важно, что душа болит, важно, что не живешь в башне из слоновой кости, рефлексируешь на какие-то ситуации, на жизнь, видишь людей, чувствуешь их, переживаешь, конечно, нервничаешь — вот тогда что-то пишется.

О работе летом

— У нас был большой перерыв, мы пять месяцев не гастролировали. Музыканты наши в это время занимались серьезным делом — записывали альбом АЛЁNЫ, который вышел буквально несколько дней назад, так что сейчас он еще очень горячий. А я в это время работал над новым материалом. Сейчас мы начали его потихонечку репетировать, играть, но когда он выйдет, я пока не знаю.

О пристрастии к живописи

— Когда я занимался живописью, меня очень интересовал портрет человека. До сих пор иногда пишу портреты близких, когда есть свободное время. Конечно, рука не та, поскольку живописью нужно заниматься постоянно, чтобы что-то уметь. А у меня просто время от времени душа болит, когда видишь отношения цветовые, тоновые, когда невозможно не писать. И это в первую очередь портреты. Мне и в песнях важен человек. При этом я не апеллирую к массам, к электорату какому-то, к полкам или дивизиям, мне важна личность человека. Может, поэтому мне и были всегда интересны портреты. Я даже курсовую писал по Веласкесу. Гениальный художник. Люблю испанскую живопись, хотя одно время обожал и Валентина Серова, страдал реализмом. А потом, к своему счастью, стал понимать портреты Модильяни, Пикассо. Все эти ломаные реальности тоже выражают сущность человека, только другими художественными средствами.

О примерах в жизни

— Есть у меня пара недописанных портретов супруги, но не знаю, когда буду их заканчивать. Вот выйду на пенсию, брошу музыку, тогда займусь живописью. Дилетант, конечно, буду, старикашечка такой, но все равно это радость. У меня маме 90 лет, она недавно делала выставку в Уфе, так она до сих пор рисует, пишет. Причем пишет не потому, что выставка завтра, а просто потому, что по-другому она не может. Поэтому всегда, когда у нее хорошее настроение и самочувствие, она пишет. И это важный пример для меня в жизни.

О внутренней свободе

— Внутренняя свобода необходима для творчества. С ней либо люди рождаются, либо воспитывают ее в себе, либо находят. И это серьезный путь. А с другой стороны, свобода — это серьезная ответственность. Где пройти между Сциллой и Харибдой, где найти золотую середину и быть при этом свободным, и чтобы окружающие при этом не страдали? В творчестве то же самое.

О том, почему «ДДТ» слушает молодежь

— Есть такая вещь, как инерция восприятия. И я это понимаю. Когда человек услышал какие-то ранние песни, а потом не воспринимает новые музыкальные поиски «ДДТ», потому что раньше было лучше. Но ведь над всем творчеством нужно трудиться — и душевно, и слухом, и мозгом. Но это многим лень, они предпочитают оставаться на том уровне. А я предлагаю не то чтобы расти вместе с нами, это было бы слишком пафосно и неправильно, я предлагаю дышать вместе с нами, слушать то, что мы делаем и сейчас. С новыми альбомами к нам приходит молодежь, новое поколение. На последние концерты к нам пришла та молодежь, которая про ту же «Осень» ничего не знает, но слушает «Прозрачный». Мы этому рады.

Об Александре Башлачёве

— Череповец для меня ассоциируется с именем Александра Башлачёва. Я здесь бывал, пел в его честь в его день рождения. В музей его, может быть, зайду. Александр Башлачёв — гениальный поэт, я язык стер говорить об этом. Чувствую к нему глубочайшее уважение. В связи с новым альбомом, над которым я работаю, я слушал его. Я всегда переслушиваю Башлачёва, Егора Летова, других альтернативщиков, подзаряжаюсь их энергией, душой, честностью. Этого сейчас не хватает в нашей рок-музыке. Причем альтернативы не внешней, матершинной, полугламурной, а внутренней, серьезной. И для меня Александр Башлачёв как камертон, по которому можно настраиваться. Я, конечно, не такой силы поэт, я это знаю, но для меня он из тех колоколов, колокольчиков, которые я всегда слушаю, с которыми сверяюсь. Такой своеобразный эталон души, яркого, серьезного, безжалостного к себе, творческого пути, жесткого и прекрасного.

О публике и удачных концертах

— Об этом хорошо сказал композитор Десятников, который работал в Большом театре. Так вот, он в интервью сказал, что публики нету. Каждый приходит поодиночке, и, если концерт хороший, все эти люди объединяются чем-то хорошим, что дает творчество того человека или людей, к которым на концерт они и пришли. Это самое важное. Каждый пришел со своими собственными проблемами (жена ушла, выгнали с работы, выиграл миллион рублей), политическими воззрениями, и, если тебе удается объединить этих людей чем-то хорошим, тогда концерт удается. И это чувствуют все: и зрители, и ты сам, и на душе приятно, и понимаешь, что не зря небо коптишь.

О «Прозрачном» и других альбомах

— Художники меня поймут, и я уже говорил об этом, «плясал» на этих образных рядах. Иногда ты работаешь маслом, широкой кистью на большом полотне — это «Иначе» (альбом 2011 года. — cherinfo.ru), иногда пастель, акварель, графика — это «Прозрачный». У меня все очень связано: звук, цвет, световые и тональные отношения, текст, рифма. Я эти категории не отделяю друг от друга. Поэтому после серьезной, армагеддонистой программы «Иначе», где мы много чего накаркали про новые времена, творчески постарались, хочется какой-то легкости, нежности, трепета. Но вместе с тем, в «Прозрачном» есть и песни социального характера, но они не так явно выведены в этом альбоме, как в том же «Иначе». Если посмотреть, у нас всегда так: первый концептуальный альбом «Черный пес Петербург», в который мы вложились и целый год делали программу, пытались играть образную музыку. Потом после нескольких альбомов появился «Мир номер ноль», где я проехал до самых дальних погранзастав России на Дальнем Востоке. Там стоял герб Российской Федерации, обозначающий границу, с цифрой «0». Тогда я спросил: «Что там дальше?» — «Там Монголия, Юра», — ответили мне. — «А можно туда прогуляться?» — еще раз спросил я. — «Иди, если хочешь», — был ответ. А там степь, пустота, и кроме сусликов никого нет. Настоящий край Ойкумены, и этот герб с номером. Еще и высота в 2,5 тысячи метров, так что там идет постоянный, вечный мелкий осенний дождь. Я походил по этому краю света, погулял, посмотрел на своих попутчиков, мокнущих под этим дождем, и родилась другая программа — «Мир номер ноль». Потом, еще после двух-трех альбомов, — «Иначе». Не знаю, будет ли у нас еще такая большая работа. Если бы я хорошо владел нотной грамотой, я бы, наверное, оперы писал — мне интересны большие формы. Да и музыки много в башке. Но рок-н-ролл, Его величество, много в себя не принимает, это легкий жанр.

О новом альбоме

— Сейчас работаю над новым альбомом. Он тоже песенный. Большая тема рождается долго, невозможно написать сразу две-три больших концертных программы. Поэтому альбомы и чередуются — то ложки режем, то сталь варим.

О вкусах публики

— Когда пытаешься угадать, чего от тебя ждут, ты проигрываешь. Есть песни, которые нужно спеть сегодня, это чувствуешь. И ты тащишь концерт таким, как ты его видишь. Хотя при этом, конечно, нельзя хамить публике, так что если зрители просят сыграть «Осень», нужно сыграть с удовольствием, полюбив ее, в стотысячный раз сыграть с полной душой, как впервые.

О прелестях жизни в деревне

— Как раз последние пять месяцев я проводил в деревне в своем небольшом доме с садом и огородом. Ко мне приехали мама, сестра, племяшка, жена, и я среди девчонок проводил это время. Они варили варенье малиновое, я песни писал и на рыбалку ходил. И мы прожили это время так светло, хорошо, как в XIX веке. Хорошо и пишется в таком состоянии, без суеты. Просто вырубаешь на три месяца телефон и живешь с самыми любимыми людьми. Конечно, работаешь в это время, бьешься головой об стену. Они жалеют меня: «Что, не пишется?» «Все, — отвечаю, — исписался». И каждое утро эта мысль: пора в управдомы идти, поднимать ЖКХ, нести пользу стране и людям, хватит. При этом я купаюсь в их любви, жалости, а они котлетки пожарят, варенье сварят. Успокаивать начнут. И ты думаешь: ну ладно, залезаешь на чердак (у меня там клавиши, компьютер, студии компьютерные, «лоджики») и начинаешь опять ломать голову.

О деревенских соседях

— Там в основном дачники, они ко мне спокойно относятся. Да я и не звезда вовсе, я спокойный человек. Единственное, они мрачно смотрят, когда я бегаю по утрам, а они с похмелья просыпаются. В деревне у меня каждое утро пробежка.

О кулинарном таланте

— Все мои девчонки, начиная с мамы и заканчивая Екатериной, обожают мою яичницу. Я ее готовлю лучше, чем они все. Они мне в этом сами сознались, а мне это очень приятно.

О том, что ценит в женщинах

— Времена опять настали непростые, тяжелые, и русская женщина опять вытаскивает мужскую часть России к свету. «Я ценю твое мужество заваривать чай, когда все здесь горит и кричит прощай». Когда все плохо, все рушится, когда, несмотря ни на что, русская женщина спокойно спрашивает утром: «Чай будешь?»

О концертах в Европе

— Проехали с «ДДТ» в мае несколько европейских городов, неплохо выступили. Очень много наших людей ходит на концерты, хотя и «аборигены» тоже ходят. А вообще я был потрясен тем, сколько русских людей живет за границей, в Европе, невероятное количество, можно стадионы собирать. В Германии мы выступали на рок-фестивале, на котором собрались русские группы, так по пять тысяч человек и больше собирались.

О политичности рок-н-ролла и чувстве несправедливости

— Рок-н-ролл может быть любым. А как я сейчас думаю, несправедливость политическая, которая сейчас существует, это только вершина айсберга тотальной человеческой несправедливости — между дураком и умным, между нахалом, хамом и слабым. Очень много несправедливости в мире. По поводу политической несправедливости я могу много говорить, но об этом, мне кажется, нужно и петь. Мне не нравится реклама войны по ящику, это ужасно, потому что мы мирные люди. Мне не нравится, когда рок-н-ролл начинают мешать с пушками, танками. «Не стреляй» была первой песней «ДДТ». И мы не сойдем с этих позиций. И здесь есть политика, и мы будем петь на эти темы, о том, что нас волнует, как бы нам ни откручивали головы, как бы ни запрещали — это тоже часть рок-н-ролла. Рок-н-ролльщик чувствует время, он говорит иногда о том, что других смущает. Тогда они начинают ругаться — как он мог такое написать. А он чувствует больше других, он на острие, любой художник, писатель, музыкант. И нужно к этому относиться бережно, мне кажется, не стоит топтать нашего брата за то, что он говорит, поскольку он говорит это от души. Причем не ради выгоды. Мы же не лезем в депутаты, министры, мы поем то, что у нас на сердце, и этим рок отличается от любой другой музыкальной формы. Мы делимся своей болью и любовью, и мы выбираем любовь, а не войну, и об этом поем.

О том, почему музыкантом быть веселее, чем художником

— Лень перевесила. Писать картину очень сложно, а песенку за ночь написал — и наутро в общаге все девочки твои. Шутка, конечно, но рок-н-ролл — это не работа, в нем просто необходима какая-то легкость. Нельзя тяжело прийти за дубовый резной письменный стол, сесть в кресло и сказать басом: «Напишу-ка я рок-н-ролл». Там может быть смерть, любовь, ненависть, тоска, но рок-н-ролл — это легкий ритм, легкое отношение к этому.