(Окончание. Начало в номерах от 23.09.2014 г. и 30.09.2014 г.
Житель Бабаевского района Николай Тимофеевич Антонов, до сих пор считающийся пропавшим без вести в Великую Отечественную, а на самом деле с 1944 года под другими именем и фамилией живущий в Швеции, пытается вместе с внучкой Эмили и нами узнать о судьбе мамы, оставшейся на Вологодчине. Проживавшие в Ингерманландии — на территории нынешней Ленинградской области — Николай с матерью вместе со всеми обитателями финской деревни Большое Соелово в 1935 году были выселены из приграничной полосы и оказались в деревне Слатинская Бабаевского района. Согласно найденным в архиве похозяйственным книгам там действительно были зарегистрированы Пелагея Антонова и ее сын Николай, а когда Николая в 1940 году забрали в армию — одна Пелагея Ивановна Антонова, которая в августе 1950 года уехала в деревню Ладышкино. Но в документах военкомата отчество матери Николая — Павловна, а не Ивановна. Кроме того, если верить тем же документам из военкомата, в марте-мае 1951 года она не только проживала в Ладышкинском сельсовете Бабаевского района, но и была допрошена о судьбе сына. Она ответила, что последнее письмо от него получила в июле 1941 года. Военные стали считать Николая Тимофеевича пропавшим без вести с октября 1941 года. Но мы нашли документ, согласно которому Николай Тимофеевич Антонов... умер в финском плену).
Выборгский пленный
Согласно официальным данным, с 1941-го по 1944-й годы в финском плену побывало около 64 тысяч советских солдат и офицеров, из них более 18 тысяч — погибло. Кого-то расстреляли, но большинство умерли своей смертью — в основном от недоедания. В качестве причины смерти в этом случае указывалось обычно «желудочное заболевание».
В Государственном финском архиве составлены (и уточняются по сию пору) списки советских военнопленных и гражданских лиц, умерших в лагерях. В одном из таких списков, продублированном на специализированном ресурсе kronos.narc.fi, мы и нашли уроженца Ленинградской области (подробностей нет) Николая Тимофеевича Антонова — узника лагеря №6 (он располагался в Выборге), скончавшегося 8 июля от того самого «желудочного заболевания». С данными Николая Тимофеевича, который живет сейчас в Швеции, не совпадает только год рождения — 1901-й, а не 1921-й. Что вполне может быть ошибкой.
Советская сторона вела собственный учет погибших. В уже упоминавшейся нами базе документов Минобороны «Мемориал» есть подготовленный в июне 1945 года список на 18318 советских военнопленных, сгинувших в Финляндии, а в этом списке — расширенные данные на умершего в 1942 году Николая Тимофеевича Антонова. Он родился 4 февраля 1901 года в деревне Заполье Зарчевского сельсовета Окуловского района Ленинградской области, а в плен попал 5 сентября 1941 года.
То есть это не «наш» Николай Тимофеевич. Совпадение. Но в финских-то списках таких подробностей нет, там «уроженец Ленинградской области». Могли перепутать. И потом, в 1950-х годах, с чистой совестью ответить на запрос Минобороны, что разыскиваемый Николай Тимофеевич Антонов умер.
«Наш» Николай Тимофеевич тоже попал в финский плен, но еще раньше, 20 августа 1941 года, не прослужив в Красной Армии и года.
Три смерти Николая Тимофеевича
Из Бабаева призывника Антонова отправили в учебную часть в карельском городке Олонец. Там, по воспоминаниям Николая Тимофеевича, их учили ходить строем, обращаться с оружием и вдалбливали, что если попадете в плен, оставляйте последний патрон для себя...
Зимой начались учения. Тогда он «умер» в первый раз. Во время одного из лыжных походов Николай обморозил обе ноги и угодил в госпиталь. Боли были адские, он фактически прощался с жизнью. Речь уже заходила об ампутации... Его спасла самоотверженность врачей и специальная лампа, которой облучали его ноги. Провалялся он там до весны, но все-таки вернулся в часть на своих двоих (правда, ноги побаливают с той поры).
Про то, что фашисты напали на Советский Союз, Николай вместе с товарищами узнал из сообщения по радио, когда обедали в столовой. Потом их всех выстроили на плацу и сказали, что часть перебрасывают поближе к границе с Финляндией. Но до границы так и не добрались: 31 июля 1941 года после короткой артиллерийской подготовки и при поддержке немецкой авиации II армейский корпус финнов перешел в наступление.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. В финской историографии для этих событий используют термин «война-продолжение», подчеркивая имеющуюся, по мнению финнов, прямую связь с Зимней войной 1939-1940 гг.; наши историки считают эти военные действия частью агрессии фашистской Германии, союзником которой выступила Финляндия. В течение июля-августа 1941 года финская армия заняла все территории, уступленные СССР по итогам Зимней войны. Но затем финны оккупировали никогда им не принадлежавшую восточную Карелию, а отдельные части помогали немцам держать кольцо блокады вокруг Ленинграда. Правда, дальше многие финны идти не захотели, и поэтому стабилизировавшаяся к концу 1941 года линия советско-финского фронта сохранялась в таком виде вплоть до лета 1944 года. А еще раньше, сразу после поражения немцев под Сталинградом, Финляндия начала искать пути выхода из войны. Соглашение о перемирии было подписано в Москве 19 сентября 1944 года. Немцы, большие силы которых размещались на севере Финляндии, не пожелали покидать страну, и в результате финская армия уже совместно с Красной Армией до апреля 1945 года вела против них боевые действия. Окончательный Мирный договор между Финляндией и СССР был подписан в Париже 10 февраля 1947 года.
...Финнам противостояла 23-я армия, которой командовал генерал-лейтенант Петр Пшенников. Из-за быстрого продвижения финской армии многие части оказывались в «котлах» — в окружении. Чтобы сберечь живую силу, командование приняло решение отступить и вывезти всех на катерах по Ладожскому озеру в районе острова Валаам.
Этот день, 20 августа 1941 года, Николай Тимофеевич не забудет никогда. Он говорит, что никакого организованного отступления не было — все просто бежали к озеру под сплошным огнем. Некоторым, в том числе Николаю, удалось вскарабкаться на плоты, но и там их доставали вражеские пули и снаряды, люди гибли или оказывались в воде. Чтобы не утонуть, бросали все — одежду, оружие... В конце концов Николай в одном исподнем, промокший и без винтовки, кое-как выбрался на берег и втиснулся в щель в скале. Оттуда он видел, как советские катера, которые должны были их забрать, не смогли подойти ближе к берегу и, бросив их на произвол судьбы, скрылись из виду. Канонада не смолкала, но Николай уже ничего не слышал — он обессилел настолько, что... заснул в своей щели. А может, потерял сознание.
Так он «умер» во второй раз.
А очнулся оттого, что промерз до костей. Когда он выбрался из щели, все было кончено, на берегу и в воде не осталось уже никого живого. Возле самой кромки воды лежал мертвый советский майор. Николай стащил с него одежду, напялил на себя, чтобы согреться. Хотел взять и пистолет, но там не было патронов.
Николай пошел дальше по берегу и вскоре увидел двух финских солдат, стоявших к нему спиной. Он вспомнил про «последний патрон для себя», но у него не было ни патронов, ни оружия. Тогда он решил: пусть эти финны сами застрелят его. И заговорил с ними — естественно, на финском.
Финны, услышав родную речь, удивились и не стали стрелять, а отконвоировали Николая к своему командиру. Тот предложил стать переводчиком — в плен попало около двух тысяч советских солдат, и с ними надо было как-то общаться. Николай подумал, что так он сможет помочь пленным, и согласился.
Его отправили в захваченную Хийтолу. Там царила такая неразбериха, что ему даже не присвоили номер, как всем военнопленным. Но конвойного к нему приставили. Когда требовалось, Николай переводил, в другое время его использовали на хозяйственных работах.
А потом, где-то год спустя, ему предложили вступить в финскую армию, посулив финское гражданство.
Собственно, сотрудничая с захватчиками, по законам военного времени он, у которого фактически было две родины — СССР и Финляндия, — уже стал в глазах советских властей изменником. Вспомним хотя бы такой факт: когда оказавшийся в финском плену, но сбежавший оттуда брат автора «Василия Теркина» Александра Твардовского Иван вернулся в СССР в 1946 году, ему, невзирая на побег и именитого брата-поэта, без разговоров дали 10 лет исправительно-трудовых работ... Хорошо еще, что не расстреляли.
У Николая Тимофеевича не было выбора.
Так он «умер» в третий раз.
Номер С-867
Вообще-то в финскую армию русских не принимали, отправляли в обычные лагеря. Но Николай говорил на финском как на родном, родился в финской деревне. К тому же очень скоро после пленения он (для страховки?) поменял фамилию на финскую, а тогда пленным верили на слово. Тогда очень кстати вспомнились ему и соседи-финны по Большому Соелову, чьи фамилии внесли в документы как его ближайших родственников — «двоюродных сестер».
А помимо документов, он получил и номер, который позже будет фигурировать в «списках разыскиваемых» МВД Финляндии, — С-867. Буква «С» означала лагерь №21, расположенный в городке Савонлинна.
Там (вернее, в нескольких километрах от центра города, в местечке Ахолахти — ныне это знаменитый лыжный курорт) и оказался русский «финн» Николай Антонов (точнее — уже не Антонов), вступивший в финский Братский батальон №3 и направленный на несколько месяцев проходить курс начальной подготовки, практически ничем не отличавшийся от того, который он прошел в «учебке» Красной Армии в Олонце.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. В июле 1941 года от Верховного командования Финляндии поступил приказ организовать для военнопленных ингерманландцев и карелов отдельный лагерь. Так был создан в Савонлинна лагерь №21 «для родственных народов», которых в дальнейшем предполагали сделать жителями захваченной восточной Карелии. К концу 1941 года в лагере было 407 человек, которые находились в лучшем положении по сравнению с другими, — получали более высокую продовольственную норму.
В ноябре 1942 года маршал Маннергейм одобрил создание из них Heimopataljoona 3 (с финского переводится как Соплеменный батальон №3, но встречаются и другие названия — Родственный, Братский). Поначалу его не собирались посылать на фронт, но немцы настоятельно советовали это сделать (по примеру армии Власова).
Численность его была, по одним данным, 1070, по другим — 1115 человек, из которых 837 ранее служили в Красной Армии. В батальон подбирались люди, понимающие финский язык, но не служившие в Красной Армии на офицерских должностях. Их надежность проверялась в особом лагере Ахолахти, где служба безопасности внедрила в батальон своих людей и вскоре, кстати, раскрыла целый заговор собравшихся бежать бывших советских солдат.
В мае 1943 года Братский батальон №3 был переброшен на Карельский перешеек и через три недели направлен на передовую, но показал себя ненадежным в бою — из его рядов на сторону русских перешло много солдат. Поэтому летом 1944 года батальон вывели из состава прифронтовых подразделений.
...На фронте, куда попал в составе Братского батальона №3 после «учебки» Николай, было довольно спокойно, лишь изредка случались, как бы мы сказали теперь, провокации. Однажды Николая отправили ночью в передовой дозор на холм. Ему почудилось, как кусты зашевелились, — и вдруг оттуда раздалась автоматная очередь. Николай наугад пальнул в ответ — это был, пожалуй, единственный раз, когда ему довелось стрелять не по мишеням. На помощь подоспели финны, началась перестрелка, но Николай в ней уже не участвовал — та, первая очередь раздробила ему кость руки и прошила живот.
И снова его спасли врачи, на сей раз финского госпиталя. На этом, собственно, его «военная карьера» и закончилась, так и не успев по-настоящему начаться.
Преданные
Осенью 1944 года, когда Финляндия вышла из войны и подписала мирный договор с СССР, среди солдат Братского батальона №3 началась паника. Параграф 10 этого договора (в Парижском мирном договоре 1947 года его аналог — статья 9) гласил: «Финляндия обязуется без промедления вернуть Высшему военному командованию Советского Союза всех находящихся на данном этапе советских и родственных по языку пленных, а также всех тех советских граждан и граждан Объединенных Наций, которые были интернированы и насильно увезены в Финляндию, для отправки их в дальнейшем домой...»
Военнослужащих 3-го и 6-го Братских батальонов предлагалось вернуть в принудительном порядке. Финские власти, сразу «забывшие» про обещание предоставить гражданство, привлекли к делу военную полицию, которой вменили в обязанность разыскать бывших солдат упомянутых батальонов, посадить их в поезда и отконвоировать в специальные лагеря для интернированных на границе с СССР. (Потом тех, кто служил в 3-м батальоне, наши отправили в лагеря Казахстана и Средней Азии, а тех, кто служил в 6-м, — в Сибирь, «навесив» срока «за измену Родине»).
Николай Тимофеевич, которого тоже отправили в «перевалочный» лагерь на границе, все правильно понял и не стал дожидаться приговора. Охраняли финны этот лагерь спустя рукава (говорят, что власти приказали им не стрелять по бывшим «своим»), и Николаю с товарищем удалось бежать.
Об их дальнейших приключениях можно было бы снять целый фильм — как, например, они прятались в стоге сена, как пересекали шведскую границу... Как бы там ни было, у этого фильма был счастливый конец — Николай, сменив уже и имя, осел в Швеции, обзавелся семьей, детьми...
Контрольная комиссия особенно тщательно искала служивших в 6-м батальоне, а не в 3-м. Тем не менее вплоть до 1953 года МВД Финляндии исправно включало всех ненайденных военнослужащих 3-го батальона в «списки разыскиваемых лиц», хотя и знало, что, по некоторым данным, 600-800 человек, не рискнувших вернуться в СССР, нашли убежище в Швеции. Между прочим, есть сведения, что многим из них сами финские власти помогли бежать, а в Швеции обеспечили работой.
А в то же время в СССР, в Бабаевском районе Вологодской области, бесследно исчезла Пелагея Антонова.
Была — и нет
Напомним, есть документальное свидетельство, что в августе 1950 года Пелагея Ивановна (?) Антонова переехала из Слатинской в деревню Ладышкино. Сотрудники военкомата встречались с ней (вернее, с Пелагеей Павловной Антоновой) весной 1951 года, и тогда она жила именно в Ладышкинском сельсовете (в который тогда входило порядка 20 деревень). А потом след ее теряется.
Мы можем только гадать, что с ней произошло. Вот, например, такая версия.
В 1942 году на базе Ладышкинской средней школы был открыт детский дом для эвакуированных из Ленинградской области. С декабря 1949 года его директором была... родная бабушка автора этого материала Татьяна Михайловна Антонова (однофамилица Пелагеи). В августе 1951 года детдом расформировали, воспитанников перевезли в другие детдома.
Если помните, у Пелагеи Антоновой из Слатинской была пометка: «няня». А что, если она, не в силах больше вести хозяйство в одиночку, прознала о детдоме и переехала в Ладышкино, чтобы работать в нем нянечкой?
К сожалению, подтвердить или опровергнуть эту версию пока не удалось: педагогов уже давно нет в живых, а в 2011 году ушла из жизни и та, кто точно должна была знать Пелагею, — моя бабушка Татьяна Михайловна. Ученики и педагоги Санинской школы (туда переехала Ладышкинская) пытались восстановить историю детдома, но и они не зафиксировали воспоминаний про Пелагею. Те воспитанники детдома, с которыми нам удалось встретиться, тоже не могли припомнить никакой Пелагеи, хотя одна из бывших воспитанниц, Жермина Анатольевна Коротышева, и сказала, что вроде бы была у них пожилая няня по имени Поля...
Удастся ли узнать о дальнейшей судьбе Пелагеи Антоновой — большой вопрос. Она как призрак: никто ее не видел и не помнит. И искать ее надо уже не в Ладышкине. Возможно (скорее всего!), она покоится в одной из многих безымянных могил на том кладбище за речкой...
***
Чтобы не было пересудов: это история не столько о советском солдате, вынужденно служившем в армии противника, сколько о ней — матери, потерявшей на войне сына. Оставим идеологию. По-человечески очень хочется, чтобы сын нашел свою мать.
Она так и не узнала, что он не только остался жив, но и обзавелся прекрасной семьей в Швеции: вернись он в СССР — давно бы сгинул, если не в лагерях, то от условий, в которых доживают наши ветераны.
Она так и не узнала, что ее судьба небезразлична правнучке Эмили, живущей в Норвегии, а вот в современной России до нее почти никому нет дела.
Она так и не узнала, что в Швеции готовится пойти в школу ее прелестная праправнучка по имени Мерседес-Пелагея, названная в ее честь...
Но все это также значит, что прожила она свою, казалось бы, незаметную жизнь не зря.
***
Автор выражает признательность за помощь в работе над материалом внучке Николая Тимофеевича Эмили, добровольным помощникам Любови, Николаю и Александру Антоновым, жителям деревни Слатинская Надежде Кирилловне Богдановой (Калачёвой), Александру и Жанне Богдановым, библиотекарю Светлане Васильевой, а также всем, кто помогал в поисках.
Если у читателей есть что дополнить, если кто-то знал Пелагею Антонову — большая просьба откликнуться! Тел. для связи в Вологде 72-94-66, e-mail: redaktor @vologdasmi.ru
